Перед падением

– Если вы хотите рассказать свою историю, – сказала она, – позвоните на Си-эн-эн, в «Нью-Йорк таймс». Куда угодно – только не ему.

Только не Каннингему.

– Вы вернетесь? – спросила Элеонора, когда он сел в машину.

Скотт посмотрел на нее, на Джей-Джея, застывшего на крыльце позади Элеоноры. В глазах мальчика легко читалась тревога.

– Где-нибудь неподалеку есть бассейн? – спросил Скотт. – Мне бы хотелось научить Джей-Джея плавать.

– Да, – кивнула Элеонора и улыбнулась.

В гримерной Скотту пришлось довольно долго ждать Билла. Однако было бы ошибкой сказать, что он нервничал. Хотя, если рассуждать здраво, какую угрозу мог представлять Каннингем для человека, который побывал в открытом океане, был на волосок от смерти, но все же выжил? Прикрыв глаза, Скотт, чтобы отвлечься, погрузился в размышления.

Наконец появляется ведущий и здоровается со Скоттом. После этого Каннингем с полминуты растягивает губы и гримасничает перед зеркалом, делая комплекс упражнений для улучшения артикуляции. Наблюдая за ним, Скотт прислушивается к своим ощущением и пытается определить, что в них преобладает – страх или радостное предматчевое возбуждение боксера, уверенного в своей победе.

– Прежде всего, – говорит Билл, когда они со Скоттом усаживаются за стол перед объективами и камеры начинают работать, – спасибо за то, что вы пришли сегодня сюда.

Вопреки смыслу фразы, взгляд Билла враждебен, поэтому Скотт ничего не отвечает.

– Последние несколько недель были долгими и очень тяжелыми, – продолжает Каннингем. – Вероятно, мы оба мало спали. Что касается меня, то я все это время пытался найти ответы на целый ряд вопросов. Я искал правду.

– Я должен смотреть на вас или в камеру? – прерывает его Скотт.

– На меня. Как обычно во время беседы.

– Что ж, у меня в жизни было много бесед, – говорит Скотт, – но ни одна из них не была похожа на сегодняшнюю.

– Беседа как беседа, такая же, как и любая другая. Мы с вами просто разговариваем – вот и все.

– Но ведь это интервью. А чертово интервью – это не просто беседа.

Билл наклоняется вперед.

– Я вижу, вы нервничаете, – замечает он.

– Вы так считаете? Ничего подобного. Я просто хочу уточнить правила игры.

– Если вы не нервничаете, то какие чувства у вас сейчас? Мне бы хотелось, чтобы наши телезрители могли понять это по вашему лицу.

Скотт ненадолго задумывается.

– Знаете, чувство, которое я испытываю, очень странное, – произносит он наконец. – Вам, вероятно, приходилось слышать слово «лунатизм». Некоторые люди бредут по жизни, словно лунатики. А потом вдруг происходит что-то, вынуждающее их проснуться. Так вот, у меня ощущения совершенно другие. Скорее противоположные.

Скотт смотрит Биллу в глаза и понимает, что Каннингем пока не понял, каким образом Бэрроуз будет загонять его в ловушку.

– Все, что происходит со мной в последнее время, кажется мне сном, – продолжает Скотт, которому тоже очень хочется выяснить правду. Точнее, из двоих мужчин, сидящих в студии, этого, скорее всего, желает только он. – Мне кажется, что я заснул в том самолете и все еще не проснулся.

– Вы хотите сказать, что все происходящее кажется вам нереальным, – уточняет Билл.

Скотт снова задумывается.

– Нет, – отвечает он, покачав головой. – Наоборот, все реально. Даже слишком. Особенно то, как люди обращаются друг с другом. Я, конечно, взрослый человек и понимаю, что мы живем не в идеальном мире, где все обожают друг друга, но…

Билл снова наклоняется вперед. Жизненные наблюдения собеседника его не интересуют.

– Я бы хотел знать, каким образом вы оказались на борту самолета.

– Меня пригласили.

– Кто?

– Мэгги.

– Вы имеете в виду миссис Уайтхед?

– Да. Она попросила называть ее Мэгги, так я и делаю. Мы познакомились летом на Мартас-Вайнъярд. Кажется, это было в июне. Часто ходили в одну и ту же кофейню, и я много раз видел ее с Джей-Джеем и дочерью на фермерском рынке.

– Она бывала у вас в студии?

– Один раз. Я работаю во дворе дома, в котором живу, в старом сарае. Рабочие делали в кухне ее дома ремонт, и Мэгги сказала, что ей надо как-то провести время. Она пришла вместе с детьми.

– Вы хотите сказать, что в тот единственный раз, когда вы встречались с ней не в кофейне и не на фермерском рынке, она была с детьми?

– Да.

Билл сооружает на лице гримасу, показывая, что, по его мнению, собеседник лжет.

– Не кажется ли вам, что некоторые из ваших работ производят угнетающее впечатление? – интересуется Каннингем.

– На детей, вы имеете в виду? Да, пожалуй. Но мальчик уснул и ничего не видел. А вот Рэйчел хотела посмотреть на картины.

– И вы их ей показали.

– Нет. Это ее мать решила, что ей стоит на них взглянуть. Понимаете… это, скорее всего, лишь наброски, идеи.

– Что вы имеете в виду?

Скотт пытается выразить свою мысль яснее:

– Я задаю себе и другим вопрос: что есть окружающий нас мир? Почему происходят те или иные события? О чем они свидетельствуют? Я пытаюсь разобраться в этом, что-то понять. Да, я показал Мэгги и Рэйчел свои картины. Мы немного о них поговорили. Вот и все.

Билл ухмыляется. Скотт понимает, что ему меньше всего хочется беседовать об искусстве.