Скотт закрывает глаза. Маргарет. Мэгги.
– Такие дела, – подытоживает Гэс. – Ирония судьбы. Вы ведь знаете, ураганы принято называть женскими именами.
– Я вижу, вы сильно расстроены, – замечает О’Брайен.
Скотт, прищурившись, пристально смотрит на агента.
– Женщина погибает в авиакатастрофе. А теперь на район, где произошла трагедия, надвигается ураган, который носит то же имя, что и она. Как, по-вашему, я должен реагировать?
– Какие у вас были отношения с миссис Уайтхед? – спрашивает Хекс.
– У вас, ребята, предвзятый взгляд на эту историю.
– Вы так считаете? – В голосе О’Брайена отчетливо звучат нотки сарказма. – Вероятно, причиной этого является наше глубокое убеждение в том, что все люди лгут.
– Если бы я так думал, то вообще не стал бы с вами разговаривать, – отрезает Скотт.
– Да что вы говорите? Это даже забавно, – иронизирует О’Брайен.
– Это не игра, – мрачно произносит Гэс. – Погибли люди.
– При всем уважении, – замечает О’Брайен, обращаясь к Франклину, – ваше дело – выяснять технические причины падения самолета. А все остальное, в том числе человеческий фактор, – наша забота.
– Правда, эти два аспекта могут быть тесно связаны, – добавляет Хекс.
Скотт откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Травмированное плечо его уже почти не беспокоит, но в голове нарастает пульсирующая боль – вероятнее всего, это реакция на смену атмосферного давления.
– По-моему, он заснул, – говорит Хекс, внимательно разглядывая лицо Скотта.
– А ты знаешь, кто обычно засыпает в полицейском участке? – обращается к нему О’Брайен.
– Тот, кто совершил преступление.
– Вам, парни, впору выступать на радио, – сердито ворчит Гэс. – В утреннем спортивном выпуске. Там ведущие – такие же трепачи, как и вы. Или в восьмичасовой программе про погоду и пробки.
О’Брайен хлопает Скотта ладонью по груди.
– Мы подумываем о том, чтобы обзавестись ордером и взглянуть на ваши картины.
Скотт открывает глаза.
– Ордером? Чтобы посмотреть на картины?
– Ну да. Это такой листок бумаги, подписанный судьей. Он дает нам возможность ухватить всяких гнусных типов, – поясняет О’Брайен.
– Приходите в четверг вечером, – предлагает Скотт. – Я разолью по картонным стаканчикам белое вино и приготовлю тарелки с сухариками. Вам когда-нибудь приходилось бывать на открытии выставки в картинной галерее?
– Я бывал даже в чертовом Лувре! – рявкает О’Брайен.
– Расследование веду я, – жестко произносит Гэс. – Поэтому никто ничего не будет делать, не поговорив предварительно со мной.
Скотт смотрит в окно машины. Все участники погребальной церемонии уже разошлись. Могила представляет собой вырытую в земле яму, которую заливает моросящий дождь. Двое работников кладбища в плащах, укрывшись под кроной растущего неподалеку от места захоронения вяза, курят сигареты «Кэмел».
– Какое, по вашему мнению, практическое значение могут иметь мои картины? – интересуется Скотт.
Ему действительно хочется это знать. Ведь он провел (или потратил?) целых двадцать пять лет, накладывая краски на холст в тщетной надежде привлечь внимание других людей, но до сих пор так и не преуспел.
– Дело не в том, какие они, – говорит О’Брайен. – Дело в том, о чем они.
– Вы пишете картины, изображающие катастрофы, – поясняет Хекс. – Мы узнали об этом от вашего агента. Сюжеты ваших картин – автомобильные аварии, крушения поездов и тому подобное.
– А это, – подхватывает О’Брайен, – уже может представлять для нас определенный интерес. Возможно, вам надоело рисовать картины про катастрофы, и вы решили устроить что-нибудь похожее на один из ваших сюжетов в действительности?
Скотт смотрит на Хекса и О’Брайена с неподдельным интересом. Его искренне удивляет их странный образ мыслей, позволяющий видеть возможность заговора и злого умысла там, где ни о чем подобном не может быть и речи. Затем переводит взгляд на Гэса, который массирует себе переносицу, словно пытается избавиться от боли.
– И как вы это себе представляете? – снова обращается Скотт к Хексу и О’Брайену. – Я имею в виду, чисто практически. Художник, у которого за душой ни гроша, держащий дома трехногого пса. Каким образом он может устроить такое?
– Такие вещи случаются довольно часто, – заявляет О’Брайен. – В головах маленьких людей, живущих в крохотных квартирках, рождаются чудовищные замыслы. Они начинают их обдумывать, ходят по выставкам оружия, ищут в Интернете инструкции по изготовлению самодельных бомб.
– Я ничего в Интернете не ищу.
– Другие часами сидят в библиотеках. «Заметьте меня, обратите на меня внимание» – вот их мотив. И еще месть.
– Кому? За что?
– Всем. Своим матерям. Богу. Какому-нибудь типу, который когда-то поимел их в спортзале.
– Прямо в спортзале? – уточняет Скотт. – На глазах у всех?
– Вы смеетесь, а я, между прочим, говорю серьезно.
– Да нет, вовсе не смеюсь. Просто мне интересно, как работает ваш мозг. Я, например, привык думать об образах, о цвете. Поэтому ваши умственные построения мне в новинку.
– А почему вы выбираете для своих картин такие странные сюжеты? – спокойно спрашивает Гэс.