- Какой же ты всё-таки наблюдательный дружище! Хочешь знать, что я ощущал в это время? Изволь...! Как это ни странно, но ничего не испытывал и ничего не ощущал. Не было никакого страха. Не было и паники. Поверь мне, я не вру и не преувеличиваю. Я просто стоял и ждал. Причём сам, не зная чего...! Ощущение страха пришло после того, как косолапый ушёл в тайгу. Рубашка до сих пор мокрая от пота.
- Может, как раз это тебя и спасло. То, что ты не запаниковал.
- Может и это. А может просто Судьба мой друг!
- Возможно...! Возможно! Очень может даже быть, что и Судьба! - как-то очень медленно и задумчиво, и как бы больше для самого себя, произнёс Пётр Яковлевич.
- Вот-вот...! Кому суждено сгореть, - тот в воде, да и кое в чём другом не утонет..., и в медвежьих зубах не застрянет....
= = =
ГЛАВА - 56.
"П У Р Г А...".
Холодный снег, колюче-синий
На землю саваном спускался
Лёг на ресницы белый иней
И я в пургу..., один остался...
Дороги нет..., даже тропинки!
Всё вдруг исчезло, кроме боли...
Вонзаются лишь в сердце льдинки
В уставшем теле нет уж воли...
Стою в плену тумана белого
Плетёт метель седые кружева
Вокруг меня, отнюдь несмелого
Всем сердцем ощущаю стужу я...
Сковала стужа, меня глупого
В лёд превратилась душа нежная
А ветер гнёт меня беспутного...!
И лишь тоска в глазах безбрежная...
А ветер всё сильней куражится...!
Сбивает с ног, за мною гонится
А может быть, мне это кажется...!?
Что моя жизнь к закату клонится...
Я через реку жизни хаживал
Все вехи знал я, и отметины
В далёкие края, захаживал...
Они все в памяти отмечены...
Я встал на ноги и оскалился...
Как волк гонимый, в тайге голодом
Не время... мне ещё расслабиться...!
И умереть под снежным пологом...
И вдруг все вехи и затёсы
Как звёзды в небе засверкали
На берегу крутом, утёсы
Мне, маяками засияли...
Я к ним пошёл, и ветер сразу стих...
Пурга лишь гнёт к земле ослабленных
Глядя на звёзды, я слагал свой стих...!
Для путников, судьбой оставленных...
И вышел я на берег ласковый...
И в синем небе вдруг раздался гром...
И жизнь моя..., вновь стала сказкою
Я наконец пришёл в родной и тёплый дом....
Максим.
= = =
Максим тяжело сел, или даже вернее, просто рухнул на какую-то кочку изо льда и снега. Сил идти больше у него не было, да и собственно говоря, куда идти дальше, он не имел никакого представления. Вокруг него стояла сплошная пелена из снега, плотная, вязкая и тягучая, как кисель или белая манная каша. Где что есть, где чего нет, Максим уже плохо соображал, и совсем уже не ориентировался в каком направлении ему надо двигаться. Где эта проклятая Константиновка, в какой стороне она находится, он не имел ни малейшего понятия. За шесть лет службы на Дальнем Востоке в такую пургу Максим попал впервые. В такой коловерти идти было совершенно невозможно. Часто порывы ветра достигали такой силы, что Максиму, чтобы просто не быть сбитым с ног, приходилось приседать на корточки, а иногда и становиться на четвереньки, прижимаясь ко льду. Если ветер дул в спину, Максиму приходилось поневоле бежать, причем не туда, куда бы он хотел, а туда, куда его гнал этот ветер. Он ничего почти не видел, глаза и рот постоянно были залеплены снегом, который напоминал растаявшее мороженое, но только не сладкое, а липкое и колючее.
Максим был одет тепло. Это немного успокаивало.... На нём была армейская шуба на овечьей шерсти, валенки, шапка ушанка, тёплые армейские рукавицы. На первый взгляд могло показаться, что, мол, в таком случае какие тут могут быть волнения и переживания? В такой одежде никакой мороз не страшен!