Перед рассветом (СИ)

Пришлось импровизировать. Я зажал ей нос пальцами, дождался, пока приоткроется рот и закрыл его своим ртом, после чего с силой подул.

Света дёрнулась, открыла глаза и оттолкнула меня. Закашлялась, на глазах выступили слёзы. Белокурая голова замоталась из стороны в сторону, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то.

— Что… Кхе-кхе… Что ты… Пчхи! Делаешь?! — перешла Света на писк под конец незамысловатой речи.

— Не пытаюсь тебя надуть, не беспокойся. Света, — щёлкнул я пальцами, — сосредоточься! Вокруг куча народа, светиться тебе нельзя.

— Я могу стать невидимой…

— Становись.

— … и пробраться к тебе в комнату.

— А вот этого ты, прости, не можешь. Я живу на мужском этаже, тебя заклинание не пропустит. Проберёшься в какое-нибудь безлюдное место и затаишься. Поняла? Джонатан будет тебя охранять. Джонатан!

Суровый «бум» по крыше сообщил о прибытии чайки. Я немедленно связал «поводком» Джонатана и Свету.

— Отвести в безлюдное, безопасное место и охранять, — повторил приказ. — Когда всё уляжется, я вас найду. Скорее всего, ночью. С голоду умереть вы не должны. Вопросы есть? Вопросов нет. Приступать!

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан.

Света молча сделалась невидимой. Машина лишь чуть-чуть качнулась, когда она выбралась наружу. Я закрыл дверь.

— Ну… С богом.

И зашагал обратно, к Воинам Света и Жоржу. Пора было начинать дьявольский танец.

* * *

Перед столом Калиновского мы, все втроём, стояли, как провинившиеся школьники. Ректор переводил тяжёлый взгляд с одного лица на другое и, наконец, остановился на мне.

— Не соблаговолите ли объяснить, господин Барятинский, какие дела вновь заставили вас покинуть академию?

Жорж подчёркнуто медленно повернулся и посмотрел на меня с улыбкой.

Был ли это хоть чуть-чуть Жорж? Он изменился и изменился совершенно. Столько самообладания прежнему Жоржу не снилось.

С другой стороны, он теперь куда более походил на своего отца. С поправкой на то, что отец-то мог и вспылить, а вот этот, обновлённый Жорж, судя по всему, остался бы спокоен даже на эшафоте.

— Государственные, — коротко сказал я.

— Нельзя ли поконкретнее? — процедил ректор сквозь зубы.

— Нельзя, — отрезал я. — Вы прекрасно знаете, в какой организации я имею честь состоять. И, думаю, догадываетесь, что далеко не всё, там происходящее, подлежит огласке даже в таком узком кругу.

Калиновский ощутимо смешался. Вопросы нашей с ним субординации были весьма непростыми. Он — ректор академии, где я учусь. Я — сотрудник организации, который, в принципе, в любой момент может заломить Калиновскому руки за спину и увезти на допрос. То, что я ничего подобного не позволю себе никогда, дело десятое. Теоретически — могу. Полномочия для этого у меня есть.

— А как же девушка? — вдруг ласково спросил Жорж. — Она тоже имеет отношение к государственным делам?

Глава 16

— Какая девушка? — посмотрел я на Жоржа, как на идиота.

— Та, с которой вы уходили нынче днём, господин Барятинский. Такая, белокурая красавица. Босоногая.

— Представления не имею, о чём вы, господин Юсупов. Я уходил один. Можете спросить об этом привратника, он бы, наверное, задержал или хотя бы запомнил самовольно покидающую академию курсантку.

— Я не сказал, что она — курсантка, — ещё шире улыбнулся Юсупов.

— О… Так я, по-вашему, привёл в академию, а потом увёл некую особу, которая даже не числится в курсантках? Да ещё и босоногую? — Я изобразил ленивое удивление. — Что ж, полагаю, этакое чудо заметил бы не только привратник.

Что-то как будто шевельнулось в глазах Жоржа, но тут же замерло. Улыбка осталась будто приклеенной к губам. Он отвернулся, давая понять, что со своей стороны разговор закончил.

— Хватит уже о девушках, — устало сказал Калиновский. — Перейдём к прорыву.

— Могу вас заверить, Василий Фёдорович, — сказал я, — что все мои действия так или иначе направлены на защиту интересов государства или… чего-то большего. Это не фигура речи, не позёрство. В такие времена, как сейчас, места для личных дел просто не остаётся. К тому же, уезжая, я оставил здесь пятерых Воинов Света, прекрасно подготовленных к прорывам.

— Хорошо. — Калиновский хрустнул пальцами и перевёл взгляд на Платона. — Платон Степанович. Я бы хотел услышать для начала вашу версию событий.

Как будто и не сидели эти двое тут, в этом самом кабинете, балуясь коньячком и вспоминая былые времена. Дружба дружбой, а служба — службой. Профессиональный подход. Уважаю.

Не стал и Платон пытаться взывать к неформальным отношениям с непосредственным начальством. Доложил чётко, по делу:

— Всё началось в книгохранилище. Там же, собственно, и закончилось. Выглядело как трещина в пространстве, из которой выплеснулась Тьма. Довольно крупный сгусток, он принял антропоморфную форму. Всё, чего касалось это существо, обращалось в прах.

— Что вы делали в книгохранилище? — резко спросил Калиновский.

— Проводил ревизию, — не моргнув глазом, ответил Платон. — После недавней попытки двоих неизвестных забраться туда решил проверить, всё ли на месте.

— Почему не доложили мне?

— Собирался доложить после получения результата. Прошу меня простить.