Перед разгромом

Прежде всего под заранее придуманным предлогом Маланья разослала в разные стороны всех баб, девок и девчонок, составлявших штат ее прислуги, и с помощью старушки-родственницы, не расстававшейся с нею со дня ее рождения, принялась укладывать в сундуки и короба вещи, наскоро снесенные сюда, когда приехал барин.

Некому было мешать им — народ разошелся, а дети спозаранку, когда барин еще не уезжал, по приказанию Маланьи, ушли к пчельнику в лес под наблюдением старшей сестренки, десятилетней кудрявой Маши, набившей мешочек лепешками, крутыми яйцами да остатками барского ужина.

Маланья со старой родственницей так усердно трудились, что к полудню все ценное: серебро, образа в золоченых ризах и прочее было уложено в сундук, который они сдвинули в угол сарая и прикрыли рогожами и разным тряпьем. Покончив с этим делом, они принялись за меха, ковры, одежду. Всего этого было много. Недаром малявинская старая барыня сравнивала усадьбу господ Грабининых с полной чашей. От этой чаши расхитители отпивали не вдруг и не зря, а незаметно и последовательно, но так усердно, что, когда дед теперешнего владельца стал помирать, от добра, скопленного веками в барском доме, не осталось и половины.

Старый управитель, холостяк и мизантроп, придавал значение только таким предметам, которые можно было немедленно спустить за звонкую монету, но преемник его, Андрей, был малодушнее, и глаза у него разгорались на такие пустяки, как роскошная одежда и богатая домашняя обстановка, заграничный фарфор, мебель, хрусталь и разные драгоценные штучки, употребление которых ему было неизвестно. На замечания жены, на что им такие вещи, которыми в их звании нельзя и пользоваться, он упрекал ее в недальновидности.

«С чем же начнем мы новую жизнь, когда судьба наша изменится?» — возражал он так уверенно, точно имел все данные рассчитывать на блестящее будущее.

У него было много амбиции, и в своих мечтаниях он заносился так высоко, что порою ему самому становилось страшновато, но вместе с тем и сладко. Ах, как сладко воображать себя богатым купцом в большом городе, в Рязани, например, откуда его мать была родом и где он провел свое раннее детство, пока вместе с родителями не отдали его в приданое барышне, вышедшей замуж на Владимира Васильевича Грабинина! Хорошо было бы и в Москве прожить до смерти, в своем доме с большим садом, поближе к церкви, чтобы звон колоколов будил к церковным службам, на которые он отправлялся бы пешком, раздавая милостыню нищим; кафтан на нем был бы из тонкого сукна, на пальце перстень, пожалованный царицей за пожертвования на богоугодные заведения, и народ с почтением расступался бы перед ним, как перед благодетелем и богачом. А позади его супруга Маланья Трофимовна, в шелковом платье, накрытая шелковым французским платком, с детками, тоже прилично званию и состоянию родителя разряженными. Торговля у него была бы обширная и разнообразная. На выдумки он хитер и рисковать любит в меру, а потому все такими делами занимался бы, которые ему и барыши, и хорошую славу приносили бы. Все краденое добро роздал бы он по церквам, и не одно то, что сам натаскал из барского дома, а также и то, что по наследству от крестного отца жены им досталось.

Если принять в соображение, в какой среде вращался Андрей с тех пор как попал в Воробьевку, и какие примеры проходили у него перед глазами, дерзость таких мечтаний будет понятна.