Читаем Перед разгромом полностью

— Разумеется, не при мне. Я танцевала с прочими в большом зале, а серьезные мужчины собрались в кабинете хозяина, чтобы толковать о деле. Но я чувствовала, что там происходит нечто очень важное, об этом шептались даже и дамы. Приехал король, все на него смотрели как-то странно. Он, как всегда, ничего не замечал, или притворялся, что не замечает, и пожирал глазами Сапегу, которая, чтобы досадить ему, кокетничала с Браницким. Ржевусский не отставал от меня, умоляя танцевать с ним мазурку. Я сказала ему: «Хорошо, но прежде узнайте мне, о чем совещаются в кабинете!» Он полетел туда и вернулся только через час, но зато все узнал. Недешево обошлось ему то, что он назвал моим капризом! Чтобы возбудить к себе доверие стариков, он должен был заявить, что жертвует сто тысяч золотых на предприятие, и тут же передал Малаховскому чек на своего банкира. «Пане Коханку» обнял его, назвал его настоящим поляком, и все стали пить за его здоровье, а потом без стеснения стали при нем толковать обо всем, а он все это передал мне. Тут уж я решила действовать смело, — с восхищением закончила она.

А в это время ее слушательница приводила в порядок ее костюм; сняв с нее платье, она накинула на плечи своей госпожи батистовый пеньюар, вынутый из пузатого комода, и, с ужасом заметив следы росы на белых атласных башмачках, поспешила разуть ее, вытереть душистым спиртом ее ножки и надеть на них сухие чулки и туфли.

— Но я все-таки не понимаю, как вам удалось выехать незаметно с бала? — спросила Дукланова, усадив свою госпожу в кресло. — Вы, надеюсь, не обманули Ржевусского и протанцевали с ним мазурку, за которую он заплатил так дорого?

— Мазурка должна быть начаться после ужина, и исполнить обещание, данное Ржевусскому, я не могла. Я думала только о том, как бы скорее повидаться с князем и узнать от него, что нужно. И как все отлично вышло! Во-первых, когда я начала жаловаться на мигрень, все мне поверили и даже стали уверять, что давно заметили, как я бледна и какой у меня измученный вид. А между тем это была неправда, и никогда не была я так оживлена, как в этот вечер. Хорошо, слушайте дальше! Стачинская, точно ей кто-то шепнул, подошла ко мне в самую удобную минуту и без слов поняла, почему мне надо сейчас же уехать одной, без свиты. Под предлогом не лишать моей дворской молодежи удовольствия танцевать до конца бала, я вышла с одной Стачинской в то время, когда Ржевусский в противоположном конце зала задержался в группе, окружавшей короля. Дальше: все наши гайдуки, кроме Сигизмунда, пировали у дворцового маршала. Еще лучше: кучера были пьяны, и Сигизмунд разыскал чью-то чужую карету, очень простую, и уговорил кучера за червонец довезти до палаццо Чарторыских внезапно заболевшую резидентку княгини Изабеллы. Тот согласился, разумеется, в полной уверенности, что господин его раньше как часа через три, не спросит его, и мы поехали: Стачинская, Сигизмунд и я, закутанная с головою в плащ Стачинской, которая надела мой. Никто меня не видел, когда я садилась в карету. Стачинскую я взяла с собою, чтобы она предупредила здесь всякие разговоры. Благодаря ей, все теперь уверены, что я вернулась с нею и что она уложила меня спать.

— На Стачинскую можно положиться, — заметила Дукланова.

— Не правда ли? Потому-то я и беру ее всегда с собою, когда еду на бал или на какой-нибудь праздник; она уже не раз выручала меня. У ворот русского посла мы остановились, я с Сигизмундом вышла, а Стачинская поехала дальше. Вот тут-то наступило самое страшное, — продолжала отважная красавица. — Мысленно призывая на помощь всех святых, последовала я за Сигизмундом через калитку во двор.

— А вдруг вас встретил бы кто-нибудь! — с ужасом заметила Дукланова.

— Тогда мой спутник пустил бы в ход выдумку, которая у него была готова на всякий случай, но, слава Богу, все спали. Спал и старик-камердинер князя, и, к счастью, не в своей комнате, а в кресле перед дверью кабинета, и совсем одетый, так что можно было тотчас объяснить ему, в чем дело. Сдав его меня с рук на руки, Сигизмунд ушел, а я потребовала, чтобы меня провели прямо в кабинет князя. У меня уже начинал зарождаться в голове план, и он удался, как нельзя лучше! В рабочем кабинете князя я провела одна почти с час, все, что нужно, нашла и все сделала. То, что я отдала вам спрятать, — черновая с ответа князя русскому министру Панину. Я и самое письмо прочитала; оно лежало в бюваре, в среднем незапертом ящике. В ответе повторяется все, что есть в письме, по пунктам, — прибавила она деловитым тоном. — Не правда ли, прелат будет доволен?

— Ничего лучшего нельзя желать. Но зачем оставались вы там так долго, моя пани? Достигнув цели, завладев нужным документом, вам надо было скорее возвращаться домой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза