Перед Сахарной

И я скажу им: я всегда и был такой же слабый, как все вы, и даже слабее вас, и блудливый, и похотливый. Но всегда душа моя плакала об этой своей слабости. Потому что мне хотелось быть верным и крепким, прямым и достойным... Только величественным никогда не хотел быть...

"Давайте устроимте Вечерю Господню... Вечерю чистую - один день из семи без блуда...

И запоем наши песни, песни Слабости Человеческой, песни Скорби Человеческой, песни Недостоинства Человеческого. В которых оплачем все это...

И на этот день Господь будет с нами".

А потом шесть дней опять на земле и с девочками.

* * *

Христианству и нужно всегда жить о бок с язычеством: в деревнях - бедность, нужда, нелечимые болезни, труд. Конечно, там христианство. В городах Невский, "такие магазины": христианству некуда и упасть, все занято суетой, выгодой. Но мне кажется об этом не надо скорбеть. Это - натуральное положение планеты. Христианство даже выигрывает от этого, потому что "в вечной борьбе с язычеством" оно тем самым делается вечно in statu nascentis 16.

(на концерте Андреева в Дворянском собрании).

* * *

Первый из людей и ангелов я увидел границу его. А увидеть грани, границы значит увидеть небожественность.

Первый я увидел его небожественность. И не сошел с ума. Как я не сошел с ума? А может быть, я и сошел с ума.

* * *

Какая-то смесь бала и похорон в душе - вечно во мне.

Творчество - и это, конечно, бал. Но неисполненный долг в отношении людей ужасные похороны.

Что я им дал? Написал "сочинения"? В "Понимании" 17 я тешил себя. Да и вечно (в писан.) тешил себя.

Накормил ли я кого?

Согрел ли я кого?

В конце концов, действительно 10 человек согрел и кормил,- это и есть лучшая моя гордость.

* * *

Я счастлива.

(1-й выезд из клиники. Матовое лицо. Без улыбки. И как "дело" это: "Я счастлива". Первый раз это слово за три года. 29 января).

* * *

Самый плохой мужчина все-таки лучше, чем "нет мужчины".

И женщины бросаются.

И "самая плохая женщина есть все-таки женщина".

И мужчины - ищут.

Так произошла проституция и "совершенно невозможные браки".

(за Айсед. Дункан).

* * *

Вот две вещи совершенно между собою несходные.

Бог захотел связать их.

Тогда Он в ночи взял нечто от одной вещи и перенес в другую. А от другой нечто взял и перенес в первую.

Пробудившись, каждая почувствовала, что ей чего-то недостает. И встала и возмутилась. И почувствовала себя несчастною. Она почувствовала себя потерпевшею в мире, ненужною миру.

И стала искать "это мое потерянное".

Эти искания и есть тоска любовных грез.

Все перешло в брожение, хождение, странствование.

Все стали искать, тосковать.

- Где мое? Где мое?

- Где мой Утраченный? Где мой Потерянный?

И найдя - женщины брали и целовали.

И найдя - мужчины улыбались и целовали.

Так произошли поцелуи, и любовные, и не только любовные.

Произошли объятия, произошли вздохи.

Мир зарумянился. Мир стал вздыхать; побледнел.

Мир забеременел.

Мир родил.

* * *

Почему я, маленький, думаю, что Бог стоит около меня? Но разве Бог стоит непременно около большого? Большое само на себя надеется, и Бог ему не нужен, и, ненужный, отходит от него.

А маленькому куда деваться без Бога? И Бог - с маленькими. Бог со мною, потому что я особенно мал, слаб, дурен, злокознен: но не хочу всего этого.

* * *

Страхов так и не объяснил, почему же "мы враждуем против рационализма" (Интереснейшее, "хватающее за сердце" его рассуждение в предисловии к "Мир как целое" 20. Прим. 1916 г.- В. Р.). Изложив его мысли, "рационально изъясняющие природу" (в статье "Идея рационального естествознания" 18), я тоже почувствовал в уме и душе что-то неприятное, тяжелое и тоскливое.

Действительно - "враждуем с рационализмом", и именно и особенно разумом. Отчего? Что за загадка?

Умерщвляется всякая поэзия в природе, всякий в ней каприз и прихоть, всякое "отступление от нормы" и гений, "преступление и наказание" (а они в природе есть). Уничтожается картина и добродетель.

Построить так (в уме своем) "рационально природу" - плюнешь и отойдешь. "Ну тебя к черту". "Заприте сад,- никогда не пойду в него". "Спустите с цепи Шарика,- не могу его видеть".

Природа. становится глубоко рациональною, но и глубоко отвратительною.

Облетели цветы И угасли огни. 19

Природа - не дышит. Это - труп ее, а не она. А кто же захочет долго быть "в мертвецкой" и даже там "закурить папироску".

В "лесу из Страхова" папирки не закуришь.

А закуриваем. Т. е. природа вовсе не "из Страхова" и вовсе не "рациональна".

Вероятно, он свою идею взял "из немцев" и даже только изложил. Или "сколотил" из разных мест их объяснений, из Шеллинга, Окена или откуда-нибудь из маленьких. Эта "немецкая природа" действительно не дышит.

Итак, откуда же "тоска" ("тоска от рационализма" - по Страхову)? Да как же не быть тоске перед гробом, и как не быть тоске после преступления? Раз мы умерщвляем в рационализме природу, мы, естественно, совершаем над нею преступление, хотя только в уме своем. Но самый этот ум, который тоже жив, возмущается, тоскует, принужденный к этому логическому препарированию живого предмета.