Перед штормом

— Почему ЦК до сих пор ничего не сообщил о моём деле?

— Пётр Моисеевич, неужели вы не понимаете, что Центральный комитет по горло занят массой важнейших дел?! Но могу вам сказать, что такое заявление будет сделано. В своё время. Впрочем, что вы рассчитываете прочитать в этом заявлении?

— Прежде всего то, что в этой истории моя честь вне всяких подозрений.

— Опомнитесь, Пётр Моисеевич! Не хватало ещё сделать заявления о незапятнанности чести Чернова, моей, Савинкова, включая и нашего святого Гершуни. Неужели вы не понимаете, что подобные заявления просто постыдны, позорны для нашей партии?! Давать справки о честности людям, которые несколько раз с открытыми глазами шли на смерть! Ужас!!

Рутенберг молчал. А вокруг был тёплый летний вечер, напоенный пряным ароматом цветущих лип; по ярко освещённой набережной фланировали праздные люди, отдалённо слышалась музыка… Рутенберга внезапно пронзил страх, что он сходит с ума. К реальности его возвратил строгий голос Азефа:

— Я хочу сделать вам одно предупреждение пока чисто личного характера. Вы в партии рядовой солдат. Крупинка у подножия горы. И дикая нелепость думать, что вы можете диктовать партии свою волю. К примеру, вы сильно рискуете, когда кому попало рассказываете о моём участии в убийстве Гапона.

— Я говорю только правду! — вспылил Рутенберг.

— Значит, вы и мне будете говорить, что я поручил вам убить Гапона?

— Уж вам-то во всяком случае! — охрипшим от злости голосом ответил Рутенберг. — Вы-то знаете, что именно так и было.

— Вы лжёте! — задохнулся Азеф. — Лжёте!

Рутенберг, сжав зубы, скрыл за спиной кулак:

— Больше мне с вами говорить не о чем. Я требую, чтобы партия провела следствие и суд по делу Гапона. — Он поднялся со скамейки. Поднялся и стал рядом с ним Азеф. Рутенбергу показалось, что лицо у него растерянное, такого он никогда раньше не видел. Он точно угадал состояние Азефа — ничем хорошим партийный суд по делу Гапона обернуться для него не мог. Наоборот…

— Ладно, — наконец выдавил из себя Азеф. — Ваше требование суда я передам Центральному комитету, но, будучи человеком честным, предупреждаю вас, что мои голос как члена ЦК будет против суда. — Он взял Рутенберга за локоть, как бы дружески сжал его: — Пётр Моисеевич, я понимаю ваше состояние, у вас издёрганы нервы, мелочи видятся вам преувеличенно, наконец, вас угнетает отсутствие дела. Знаете что? Поезжайте-ка вы в Россию, включайтесь там в работу — и всё станет на своё место.

У Рутенберга пресеклось дыхание, и он сорвавшимся голосом крикнул:

— Торопите меня на виселицу? Не выйдет! Не поеду!

И тут произошло настолько неожиданное, что Рутенберг потом не мог поверить, что это действительно произошло. Азеф резко приблизил своё лицо к его лицу, шепнул: «Поезжай, поезжай» — и прикоснулся к его щеке влажными губами. Рутенберг не успел никак отреагировать на это, потому что Азеф уже уходил от него широким шагом и вскоре исчез в толпе гуляющих.

Да, это был уже поистине поцелуй иуды…

В общем, Рачковский делал всё, чтобы обезвредить опасного свидетеля Рутенберга. Лучше всего, конечно, было устранить его физически. И он бы это сделал, выполни Рутенберг совет Азефа ехать в Россию. Полковник Герасимов потом вспомнит, как Рачковский в те дни в разговоре с ним воскликнул: «Увидеть Рутенберга на виселице — больше мне ничего так не хочется! И это может случиться!»

Но почему всё-таки Центральный комитет партии эсеров занял такую позицию, при которой истина о смерти Гапона скрывалась от всех, а всё сосредоточилось на в общем второстепенной фигуре Рутенберга, который тем не менее действовал отнюдь не самостийно?

Как мы увидим дальше, после разоблачения Азефа всё более или менее станет ясным. Но до разоблачения в этой игре сплетался тугой клубок из многих часто взаимоисключающих интересов и целей.

Здесь уместно привести личное письмо начальника заграничной агентуры охранки Ратаева своему другу начальнику департамента полиции Зуеву (письмо датировано 1909 годом):

«Дорогой друг Нил Петрович! Отправил тебе письмо по поводу подлой деятельности с.-р. Бурцева по раскрытию наших конспиративных связей (В. Бурцев первый публично разоблачил провокаторскую деятельность платного агента охранки Евно Азефа, а затем и других секретных агентов охранки Гартинга-Лездена, 3. Жученко, Серебряковой и других. — В. А.). Вдогонку шлю тебе это письмо, в котором размышления о том, что в письме предыдущем.