Перед штормом

Любопытна и мне кажется точной характеристика Рутенберга, которую дал ему Борис Савинков десятилетие спустя после описываемых здесь событий в письме сестре В. В. Мягковой:

«Отвечаю на твой вопрос: кто такой Рутенберг, с которым связывают убийство Гапона, а книгу которого об этом, как ты пишешь, называют сенсационной? Я имел возможность лично убедиться, что революция — это такой вселенский водоворот, когда со дна жизни на поверхность поднимается всякий человеческий мусор, а потом в силу далеко не объективных обстоятельств какие-то случайные люди или сами объявляют себя или кто-то неосведомлённый в истине объявляет их участниками революции. Русская революция в этом смысле не исключение, и здесь, может быть, наиболее типичным и ярким примером является Георгий Гапон и всё его окружение, включая сюда и Рутенберга, который довольно долгое время был возле Гапона как его тень, ибо именно ему наш блистательный вождь Чернов поручил пасти этого попа, чтобы иметь возможность его громкое имя вплести в терновый венок славы нашей многострадальной партии. Рутенберг как мог, как умел это делал, но ничего хорошего из этого не получилось, а когда он убедился, что Гапон вульгарный негодяй, он его прикончил, будучи убеждён, что совершает благое дело. Но он, бедняга, не знал ни нашего блицмейстера Чернова, ни положения дел в нашей партии и попал в тяжкую для себя историю, описать которую в этом кратком письме невозможно, но в общем дело было в том, что Чернов отрёкся и от убийства Гапона и от его убийцы, открыв Азефу возможность расправиться с Рутенбергом по его полицейскому усмотрению. Я пытался как-то помочь Рутенбергу, который просто не понимал происходящего с ним, но для этого у меня не было достаточно солидного положения в партии, я не был даже членом ЦК.

Между тем сам по себе Рутенберг в общем был симпатичный и честный малый. Но интеллект его, увы, оставлял желать лучшего. В партии у него было амплуа человека для поручений невысокого порядка и в этих пределах на него можно было положиться, если при этом не забывать о его субъективных возможностях. Вот Чернов необдуманно поручил ему блюсти Гапона, и он его блюл, блюл, но сделать из него позитивную политическую фигуру, как рассчитывал Чернов, было ему не по силам. Разобраться, однако, в его чёрной подлости он смог, но тут была такая ситуация, когда не разобраться в этом мог только полный дебил.

Теперь несколько слов о его, как ты выражаешься, сенсационной книжке „Убийство Гапона“. Её сенсационность примитивна. А по сути своей, по мысли она примитивна уже потому, что вся написана через „я“: я пришёл, я увидел, я сказал и т. п. Но ни разу „я подумал“. К выходу этой книжки я имел некое отношение: читал её в рукописи и пытался внести в неё исправления в том смысле, чтобы в ней были не только Гапон с Рутенбергом, а хоть немного серьёзной истории, в рамках которой всё происходило. Рутенберг на такие исправления не шёл и, как я обнаружил, только потому, что хода истории он-то не знал, но был убеждён, что написанное им уже и есть история, и не понимал, что в рукописи только история одного происшествия и то без всякой попытки его анализа исторического или политического. Словом, он не мог сделать того, что не мог и не умел сделать. Так что мне непонятно, в чём сенсационность этой книжки?

Мне остаётся только сказать о мере его партийности и его политических убеждений. В этом Рутенберг — классическая аморфность, а сказать злее — беспринципность. Типичный флюгер, зависящий от направления ветра. Достаточно сказать, что он, в конце концов сильно обидясь на нашу и его партию, быстренько переметнулся — к кому бы ты думала? В Италию! К сионистам! Вдруг, обнаружив в себе не столько социалиста-революционера, а еврея, он сменил своё хоть какое-то участие в революции на возможность пользоваться благами от богатого и дружного еврейства, конечно же, противостоящего всякой революции, но в последнем он, вероятно, опять-таки не мог разобраться. Да поможет ему судьба разобраться в этом хоть когда-нибудь!»

По поводу этой последней надежды Савинкова сейчас можно сказать твёрдо — никогда Рутенберг в этом не разберётся и даже вряд ли будет к этому стремиться.

В Италии под крылышком сионистов он спокойно прожил до 1917 года, но, как только узнал о Февральской революции, немедля бросился в Россию; ему, возможно, померещилась там большая и громкая карьера…

Но любопытно, что туда он взял с собой от швейцарского сионистского центра рекомендательное письмо к известному петербургскому банкиру, финансовому аферисту Рубинштейну и ещё одно рекомендательное письмо — на Украину. Он уже убедился в солидности рекомендаций этой организации.

IX

В Петрограде Рутенберг, сняв номер в дешёвой гостинице на Лиговке, отправился к Рубинштейну, который принял его в здании банка «Юнгер и К°». Заметив, что Рутенберг оглядывает простецкую обстановку кабинета, Рубинштейн тоже окинул её взглядом и улыбнулся всем своим круглым налитым лицом: