Перед стеной времени

У нас нет специального органа чувств для восприятия, тем более для передачи электричества. Природа вообще проявила сдержанность при наделении своих творений подобными свойствами, хотя в микро- и макрокосмическом хозяйстве электричество играет главную роль. В качестве поразительного эксперимента, который не получил продолжения и, вероятно, хранится в резерве, можно рассматривать электрическое вооружение некоторых рыб. Можно представить себе целые миры, состоящие из таких существ и одухотворяющие их.

Мы тоже испытываем на себе определяющее воздействие электрических сил, но не осознаем этого. Тем сильнее удивляет краткость промежутка времени, в течение которого они были изучены и стали употребляться для нашей пользы. Очевидно, будучи от природы ограниченным в способности к чувственному восприятию, человек, чтобы составить представление о высвобожденной им энергии нового типа, был вынужден сравнивать ее с привычными ему средствами. Так появились названия многих электрических процессов водного мира. Это выглядит как строительство моста и напоминает этимологические рудименты, оставленные в именах числительных освоением числовых рядов. То была мощная атака человека на беспредметный мир.

Сегодня работа c физическими процессами предполагает, особенно там, где она находится на периферии, тонкую связь с электрическими явлениями. В своей биографии Макс фон Лауэ[95] упоминает чуткость к оптическим микроструктурам, отмечая, что ее невозможно приобрести. Следовательно, там, где техническая работа ведется как фундаментальное исследование, происходит строгий отбор. Фигура рабочего покоряет новый мир прежде всего проникновением в невидимое и неизмеримое. Сперва забрасывается паутина, а потом вместе с ней на поверхность вытягиваются нити, канаты и, наконец, цепи. Всякому путешествию и всякому опыту предшествует духовное освоение новой территории. Образы прокладывают направляющие.

126

Вернемся к громоотводу. Как мы знаем, он не только притягивает молнию, но и распространяет энергию Земли. Города ощетинились, точно звери, и распространяют вокруг себя поля, которых не видит человеческий глаз. Одновременно в них просыпается новая духовность.

Здесь, опять же, не следует сводить все к чисто каузальным связям. Они присутствуют и могут выявляться, однако представляют собой лишь симптомы той универсальной перемены, которую мы определили, как образование нового слоя Земли.

Общеизвестно, что Франклин, изобретатель громоотвода, также играет одну из главных ролей в истории демократии. Людовик XVI питал по отношению к нему инстинктивную ненависть и не без причины. Через этого человека из Бостона о себе заявило новое время, неблагоприятное для отцов – будь то отцы народов или Отец Небесный. Современники чувствовали это. Не случайно слова Тюрго «Eripuit coelo fulmen sceptrumque tyrannis»[96] вырезанные на бюсте Франклина, стали классикой, хотя он не был Прометеем, а Людовик – тираном. Принято считать, будто предвестники значительного значительны сами по себе, причем их значительность очевидна. Это предубеждение. В противном случае ни управление, ни расшифровка не были бы искусством, а такие эпохи, как наша, были бы чужды трагизма. В действительности же новое расчищает себе дорогу чудовищным и необъяснимым насилием, не спрашивая, кому оно будет выгодно и по кому ударит. Оно ищет слабые места и зачастую, по-видимому, прибегает к самому дешевому решению.

В этом есть нечто непостижимое и ошеломляющее, некое повреждение, которое даже великий историк не сможет ретроспективно обосновать, не говоря уж о том, чтобы устранить. Говорить о нем способна только драма, только трагедия: «Безумство, ты превозмогло, а я погибнуть осужден»[97].

Если же смотреть с палеонтологической точки зрения, то поражает бедность возникающих типов. Когда в мире, где хозяйничают высокоразвитые существа, появляются первые млекопитающие, они действуют в нем, как тени, как досадные промахи природы. Та же трагедия повторяется, когда на остров с богатой флорой и фауной попадают грызуны, и он на глазах превращается в пустыню. Картина, конечно же, меняется, если признано, что так заявляет о себе новая формация. Первые импульсы исходят из нераздельного.

127

Громоотвод сам по себе производит впечатление одного из тех простейших изобретений, которые принято называть «Колумбовым яйцом»[98]. «Чуть-чуть ударил, сразу встало», – говорит Кальдерон[99] о таких, казалось бы, очевидных решениях, заставляющих удивляться тому, что они не были найдены давным-давно. Еще этруски изучали удары молнии и ее направления.