Кстати, в естественных науках также наметилась скрытая тенденция к нацеленности не только на знание и связанное с ним развертывание силы. При встрече с прафеноменом разум наталкивается на нечто более мощное и вынужден остановиться. Здесь его может ждать откровение, как Савла на пути в Дамаск. Только теперь удовлетворяется то побуждение, которое двигало познающим человеком, «ибо всякое желание устремлено к вечности»[116]
– эти слова относятся и к ненасытному знанию. Здесь заканчивается фаустовский мир.По тому, с каким необычайным ожесточением велся арианский спор о тринитарности и тончайших нюансах ее догматической формулировки, можно заключить, что даже если предпосылки уже стали неясными, речь шла о принятии решения с далеко идущими последствиями. В том числе и наше дело было поставлено на карту.
Тот спор о личности высшего существа действительно оказал серьезное влияние на судьбу восточного и западного мира и снова сыграет важную роль при их объединении. Кроме того, пыл, сопутствовавший обсуждению формулировок, позволяет предположить нечто вроде защитного инстинкта отца, желающего оградить догматическое здание даже от тех атак, которые могли быть предприняты в далеком будущем.
Проявленная предусмотрительность объясняет то, что светское мышление, действительно нападающее на сакральную крепость, не может преодолеть даже передовых укреплений. Чаще всего это выражается не столько в отпоре, который ему дается, сколько в том, что оно быстро устает сражаться с фантомом и теряет к нему интерес.
Божество как Дух по весу и рангу равноценно персонифицированным ипостасям Отца и Сына – величие этой мысли еще и в том, что в такие времена, как наши, когда личность растворяется, отступает или отмирает, оно, божество, все равно сохраняет свое место и представительство в трансцендентности. Парадоксальное определение Духа как «Третьего Лица» обретает смысл.
В понимании этих связей таится надежда на то, что бесчисленные молитвы, по сей день возносимые с Земли Отцу, достигают цели. Это по-прежнему важнее, чем самые смелые достижения нашего технического мира.
Если мы считаем церковь способной пережить сегодняшние волнения, так же как она переживала предыдущие, то можно предположить, что она имеет доступы и к материи. Вероятно, эти проходы замурованы, но они глубже тех, которыми располагает материализм. У церкви нет границ, есть лишь фундамент. Ей не хватает свободы передвижения, свойственной столь же безграничному всемирному революционному течению, которому она должна оказывать сопротивление. И все же не исключено, что по своей глубинной сути она лучше отвечает тем планетарно революционным требованиям, которые предъявляются в том числе и к ней. Как бы то ни было, из предшествующего следует, что заключать союз с национальными государствами она не должна.
Для теологов наступает не самое хорошее, тем не менее великое время. Имеются все предпосылки для этого, включая опасность и одиночество.
Атеизм направляет свои усилия против персонифицированного божества, либо вовсе не осознавая собственной теологической основы, либо осознавая ее недостаточно ясно. Человек, особенно умный, не может вразумительно описать то, во что он верит. Его вера и его сознание плохо стыкуются. Уже по этой причине он нуждается в восполнителе. Культы предлагают хорошие вспомогательные средства – аббревиатуры, прошедшие проверку на пригодность.
Формы нашего представления – это не только время и пространство, но и личное и неличное, я и не-я, субъект и объект. Если уму удается покинуть плоскость явлений, сделав несколько шагов вверх или вглубь, эти формы сливаются воедино. Свет слишком ярок, приходится отступить. Все персонифицированное – это разделение, это ссуда. Бóльшая радость, чем в личности, заключена в способности пожертвовать ею. В таком самоотречении отец и мать едины.
Земля уже много раз производила из своей прапочвы новые образы. Если теперь она использует для этой цели человека, своего умнейшего сына, то велика опасность возникновения прометеевских форм и повторения их судеб. Она возрастает в безбожном пространстве, которое является одним из условий великой трансформации.
Подлинный партнер Земли – не разум с его титаническими планами, но дух как космическая сила. Поэтому, какие бы соображения ни возникали у нас в связи с текущими событиями, важную роль играет более или менее выраженная надежда на то, что высокие духовные силы обуздают бешеное движение и сделают его благотворным для себя.