Перед вратами жизни. В советском лагере для военнопленных. 1944—1947

На каждые санки грузят по пять мешков, что составляет около двухсот пятидесяти килограммов. Обратный путь дается нам тяжелее. Но когда санки трогаются с места и четыре человека одновременно тянут за веревку, это еще терпимо.

— Видишь ли, Мартин, — снова начинаю я, — больше нет смысла за что-либо умирать, поэтому не стоит и жить!

— Я не знаю! — с задумчивым видом говорит Мартин. — Я не знаю, не является ли это снова всего лишь пустой фразой!

Сейчас мы везем санки вчетвером. Двое других пленных тоже из нашего 41-го лагеря. Поэтому мы можем относительно спокойно поговорить на отвлеченные темы, не связанные с обучением в антифашистской школе.

— Откуда такое стремление к немедленной смерти?! — включается в разговор наш учитель. Он тоже много читал в своей жизни, поэтому говорит: — Главное — вести приличную жизнь, тогда логическим концом этого станет достойная смерть!

— Так мы вообще никогда не сдвинемся с места! — говорю я, имея в виду, что люди должны же, наконец, однажды стать увереннее, лучше, мудрее и счастливее.

— Тебя это, конечно, не устраивает! — говорит Мартин, и он прав.

Меня не устраивает, что люди не становятся лучше.

— Оставь его в покое, Гельмут! — подтрунивает над учителем Мартин. — Ты же всегда был за прогресс. Тебя они наверняка приняли в школу.

— Ну, еще бы! — говорю я, чтобы последнее слово осталось за мной.

И мы продолжаем тянуть нагруженные санки, но уже молча. Эти вечные походы с санками постепенно начинают надоедать.

Мы уже снова идем мимо одинокой избушки. Но женщины в окне больше не видно. И собака с бурой шелковистой шерстью тоже куда-то пропала.

Мы обгоняем колонну пленных. Венгры. На некоторых под телогрейками видна их коричневая военная форма. Это венгерские офицеры, которые возвращаются с лесоповала.

Снова идет снег, мягкий, как вата. И такой плотный, как стеганое одеяло. Мы едва различаем мост через реку. Сегодня настоящая рождественская погода.

Глава 34

Когда утром 18 декабря я возвращаюсь из библиотеки, где передал ассистенту, ответственному за культурную работу, свою пьесу для кукольного театра, то замечаю, что у всех в нашей комнате какой-то смущенный вид.

Я отдал свою пьесу для кукольного театра, точнее говоря, сценарий пьесы, ассистенту, так как было издано обращение с призывом создать культурный актив школы.

— Мы непременно запишемся! — решили мы с Мартином.

Мартина тоже не было в комнате, когда приходил какой-то посыльный: два человека должны приготовиться на выход с вещами! Франц Д. и Гельмут Бон! Они должны немедленно явиться в 19-й корпус!

Неужели это приговор?

А может быть, все это совершенно безобидно?

В 19-м корпусе уже собралось около пятидесяти человек.

— Где твои вещи? — спрашивает меня дежурный из основного состава школы.

Нет, теперь все ясно: мою кандидатуру отклонили!

Наконец я нахожу Мартина. К счастью, не в нашей комнате, где собралась вся наша группа! Он еще более удручен, чем я.

— Теперь это уже не имеет смысла! — говорю я. — Но все-таки я прошу тебя сделать следующее: попытайся сообщить обо всем Ларсену. Возможно, он еще сможет все исправить!

— Присмотри за моими вещами! — прошу я одного из пятидесяти неудачников.

Никто из нас наверняка не знает, что же происходит.

А сам я бросаюсь вниз по лестнице и бегу в библиотеку, где всего лишь час тому назад передавал ассистенту сценарий кукольного представления. Роте, ассистент, который регистрировал меня, сидит в читальном зале и просматривает с еще одним курсантом газеты.

Нет, по его словам, он тоже ничего не знает.

Он не знает, готовится ли партия к отправке и исключили ли тех, кто включен в эту партию, из школы.

— Тогда я прошу вас уведомить обо всем товарища Ларсена! — говорю я.

— Товарищ Ларсен обычно приходит в библиотеку к обеду! — пытается отделаться от меня Роте.

— Только к обеду?! — Тут речь идет о моей судьбе. На одиннадцать часов уже назначено построение. — А не могли бы вы выйти за ворота и разыскать товарища Ларсена? — прошу я. — Товарищ Ларсен наверняка будет интересоваться, почему меня не приняли в школу!

Конечно, с моей стороны было не очень корректно намекать на личные связи с товарищем Ларсеном. Но что мне оставалось делать?

— У меня нет пропуска, чтобы пройти через проходную! — явно лжет Роте и продолжает спокойно листать газету.

— Чудак-человек! — Мне хотелось вырвать газету из его рук. Здесь в библиотеке тепло. Здесь книги, чистота, порядок! А на улице сегодня с утра двадцать пять градусов мороза. Там снег, лед и неумолимый лесоповал. Там клопы и нужда! Все это молнией промелькнуло у меня в голове.

А что же должен делать он, этот Роте?

Он не может делать ничего другого, как равнодушно продолжать листать газеты, когда кто-то другой может упасть с саней и его утащат волки.

Но Мартин справится. Мартин отдаст посыльному в комендатуре весь свой табак, чтобы он передал записку Ларсену.

Однако посыльный может сказать, что не нашел Ларсена.

Но Мартин найдет банщика, которому разрешается выходить за ворота, чтобы отнести товарищам преподавателям чистое белье.

Ларсен появляется на территории школы!