Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине

Рецессия и ощутимое ухудшение материального положения широких слоев населения (включая значительную часть «среднего класса») питали недовольство социально-экономической политикой менемизма. Деятельность властей вызывала стойкую аллергию общества, что ускоряло изменение в расстановке политических сил. В стране сложилось и окрепло мощное оппозиционное объединение левоцентристского толка Альянс за труд, справедливость и образование («Альянс») , в которое вошли ГРС и так называемый Фронт солидарной страны (ФРЕПАСО), собравший под своими знаменами ряд партий и организаций и оттянувший на себя часть перонистов, не согласных с генеральной линией К. Менема. Организованная оппозиция подвергла правительственный курс острой критике с акцентом на вопросах социального характера.

В программе «Альянса» ставились следующие задачи: сократить безработицу, добиваться улучшения условий и оплаты труда, восстановить экономический рост, задушить коррупцию, уменьшить (или полностью ликвидировать) дефицит государственного бюджета286. Такого рода тезисы прочно вросли в дискурс оппозиции. Красной нитью через документы коалиции и выступления ее лидеров проходила идея оздоровления морально-нравственной обстановки в аргентинском обществе. Это было созвучно настроениям большинства населения, включая тех его представителей, кто не отрицал базовые неолиберальные ценности, но смертельно устал от коррупционного беспредела менемистской верхушки.

В этих условиях политический ресурс лично К. Менема и в целом перонизма оказался исчерпанным. 24 октября 1999 г. лидер левоцентристской коалиции «Альянс» радикал Фернандо де ла Руа уверенно опередил кандидата перонистов Эдуардо Дуальде (в тот момент – губернатора провинции Буэнос-Айрес) и стал президентом Аргентины [42] .

Находясь в оппозиции, деятели «Альянса» беспрерывно атаковали правительство К. Менема за коррупцию и «социальную бесчувственность», но обещали продолжить основные направления его экономической политики, в частности оставить в неприкосновенности режим «конвертируемости». «Со мной один песо будет равен одному доллару», – не уставал повторять Ф. де ла Руа во время избирательной кампании, тем самым принося присягу на верность неолиберальному курсу. «С такой стратегией, – подчеркивал Р. Терраньо, занявший видное место в руководстве «Альянса», – мы могли выиграть выборы 1999 г., но не могли управлять страной»287. Однако Р. Терраньо со своими идеями оставался в гордом одиночестве. Подавляющее большинство лидеров «Альянса» выступали за сохранение паритета песо – доллар. Так, в специальном предвыборном документе коалиции под названием «Письмо к аргентинцам » прямо указывалось: «Альянс полон решимости поддерживать режим конвертируемости»288.

Не случайно после победы на выборах целый ряд экономистов неолиберального толка получили министерские портфели в кабинете Ф. де ла Руа: Хосе Луис Мачинеа (экономика), Рикардо Лопес Мерфи (оборона), Хуан Ллач (образование), Адальберто Родригес Джиаварини (иностранные дела), Фернандо де Сантибаньес (разведка). «Неолиберальный водоворот поглотил правительство», – с горечью констатировал Р. Терраньо289. И он оказался прав: продолжение макроэкономического курса, проложенного кабинетом К.Менема – Д.Кавалло, завело новые власти в тупик.

«Альянс» у власти: нарастающие проблемы и ошибочные решения

Приход в Розовый дом представителей оппозиции, в рядах которой было немало деятелей, не запачканных в громких коррупционных скандалах, породил в обществе надежды на скорое исправление ситуации и решение наиболее болезненных проблем: снижение деловой активности, рост безработицы, падение жизненного уровня. Кроме того, люди ждали морально-нравственного очищения общественной атмосферы и наказания наиболее одиозных фигур прежнего режима.

Ф. де ла Руа оказался в сложном положении. С одной стороны, необходимо было соответствовать ожиданиям избирателей, что неизбежно привело бы к столкновению с «менемистами», все еще занимавшими многие важные позиции на политическом поле, с другой – «Альянс» нуждался в сотрудничестве с перонистами для принятия ряда срочных мер по выправлению экономической ситуации. Президент избрал путь лавирования: он привлек к ответственности ряд видных деятелей менемизма, включая самого К. Менема, но одновременно подтвердил незыблемость краеугольного камня прежней макроэкономической политики – «конвертируемости», целесообразность сохранения которой к тому моменту вызывала сомнения специалистов как в самой Аргентине, так и за ее пределами. Сошлемся на некоторые характерные высказывания. Экономист Эдуардо Конеса сравнил «конвертируемость» со СПИДом, разрушившим иммунитет аргентинской экономики290. А В. Грасиано написал следующее: «Конвертируемость напоминает… кураре, смертельный змеиный яд. Применяемый в малых дозах, он служит для анестезии больных… В больших дозах… вызывает смерть»291. Подобные мнения разделял и нобелевский лауреат по экономике Милтон Фридман, глава Чикагской школы: «Аргентина скована конвертируемостью в период, когда доллар котируется слишком высоко». И далее: «Для ускорения экономического развития нужны стимулы роста внутреннего потребления и капиталовложений. Необходимо снизить налоги, что взбодрит национальную индустрию и привлечет инвесторов»292.

Правительство Ф. де ла Руа сделало все с точностью до наоборот. Возглавивший министерство экономики Хосе Луис Мачинеа (он занимал при Р. Альфонсине пост главы Центрального банка и немало потрудился для того, чтобы ввергнуть страну в пучину гиперинфляции) обозначил главной проблемой бюджетный дефицит, достигавший 7 млрд дол. в год и вынуждавший Буэнос-Айрес к новым внешним заимствованиям. В расчете на уменьшение расходов и увеличение собираемой налоговой массы Х.Л. Мачинеа в конце декабря 1999 г. и в мае 2000 г. принял два самоубийственных решения: повысил налоги и сократил заработную плату бюджетникам, что затронуло интересы средних слоев, которые образовывали социальную базу правительства «Альянса». Наблюдатели назвали этот шаг грубейшей и «почти детской ошибкой», поскольку в экономическом плане он ставил крест на возможности оживить предпринимательскую деятельность и выйти из рецессии, а в политическом – лишал «Альянс» общественной поддержки. «Никакое правительство в мире, – писал в этой связи Хосе Анхель Ди Мауро, – едва придя к власти, не наказывает своих избирателей»293.

Впрочем, наказаны были не все. Проводя политику «затягивания поясов», кабинет Ф. де ла Руа не решился замахнуться на интересы большого бизнеса, и прежде всего ТНК. Парадоксальным образом в обстановке тотальной рецессии доходы многих филиалов ведущих иностранных компаний отнюдь не сократились. В частности, в 2000 г. по сравнению с 1999 г. выросли или остались на прежнем высоком уровне прибыли испанских «Репсоль-ЯПФ», БССИ, ББВА, «Эндеса» и «Телефоника», британской «Бритиш Гэз», французских ЭДФ и «Телеком» и т. д. ТНК продолжали свою политику выкачивания ресурсов из аргентинской экономики, а правительство Ф. де ла Руа не обнаружило ни способности, ни подлинного стремления действовать на опережение кризисного и катастрофического развития событий. Как писал впоследствии Э. Дуальде, президент «…загорал на палубе Титаника в ожидании чуда»294.

Контрпродуктивные правительственные меры в социально-экономической области встретили широкие протесты. Только с 5 мая по 9 июня 2000 г. прошли две общенациональные забастовки. В разных районах протестующие (так называемые «пикетерос») перерезали автострады, на что власти ответили репрессиями, повлекшими за собой человеческие жертвы. В июле того же года разгорелся шумный коррупционный скандал в сенате, а в правительстве усилились внутренние разногласия, которые выплеснулись наружу 5–6 октября и привели к отставке трех ключевых министров и вице-президента страны – лидера ФРЕПАСО Карлоса «Чачо» Альвареса , выступившего с резкими критическими заявлениями в адрес президента. Аргентина пережила острый институциональный кризис, во время которого местная пресса прямо обвинила Ф. де ла Руа в бездеятельности и неспособности руководить страной. Его рейтинг стремительно падал: 73 % в декабре 1999 г. и 37,5 % в декабре 2000 г.295 Президент оказался в положении, известном в шахматной игре как цугцванг — любой очередной ход вел к ухудшению его позиции. Может быть, поэтому глава государства был на удивление пассивен. Он не хотел загонять себя в рамки, которые могли оказаться слишком узкими.

Между тем экономическое положение продолжало ухудшаться: деловая активность падала, безработица росла, рекордного уровня достигло количество банкротств (см. табл. 7.9), а все попытки правительства пополнить казну не давали результатов. В начале декабря 2000 г. сенат принял бюджет на следующий год с уже привычным дефицитом в 7 млрд. дол. Страна оказалась на грани финансового срыва и нуждалась в экстренной и масштабной помощи.