Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

С этими словами, Яттмур распрямилась и повернувшись, вышла из пещеры наружу. В ее груди поднялась тошнота, когда она представила себе, насколько жалкой и ничтожной является в руках злого гения человеческая жизнь. Как тяжки переживания этой жизни. Внизу, на близких к долине сумрачных склонах горы, играли отблески света, от которых у нее только еще больше кружилась голова. Бери-тащи все еще лежал на своем валуне; в отбрасываемой им тени стояли горшки, теперь уже без еды и воды; в отдалении застыл словно статуя носильщик дельфина, с задранными к небу руками, с опущенным долу взглядом. Яттмур тяжело опустилась на землю возле дельфина и горшков, опершись спиной о крупный камень, положив себе на колени Ларена.

Вскоре из пещеры появился Грин.

Медленно и неуверенно, на подгибающихся ногах, он направился к ней.

По ее лбу стекал пот, но что было причиной влаги на ее лбу, волнение или жара, она не могла сказать. Страшась взглянуть на коричневую бугристую маску, покрывающую лицо ее мужа, Яттмур закрыла глаза, снова приоткрыв их после того, когда почувствовала, что Грин уже стоит рядом, и уже неотрывно глядела на него, склонившегося над ней и Лареном. Довольно гукая, Ларен протянул к отцу ручки, ничем не выдавая своего страха.

– Какой умный мальчик! – проговорил Грин чужим голосом. – Скоро ты станешь выдающимся ребенком, ребенком-чудом, и я никогда не покину тебя.

Руки и тело Яттмур задрожали так сильно, что она не могла удерживать Ларена. Грин низко нагнулся к ней, опустившись на колени и приблизив к ней свою голову настолько, что она услышала кисловатый запах, исходящий от него. Она прикрыла от ужаса глаза и сквозь частокол длинных ресниц вдруг увидела, как сморчок на лице Грина вдруг начал двигаться.

Гриб повис над тельцем Ларена, собираясь в одну большую каплю, готовую упасть на голову ребенка. Удерживая в поле зрения сморчок, пористая поверхность которого была полна коричневых спор, она видела также и пустые горшки. Собственное дыхание казалось ей короткими и быстрыми всхрипами, которые испугали Ларена и тот начал плакать – в тот же миг субстанция на лице Грина скользнула вниз с ленивой неохотой густой каши.

– Пора! – выкрикнул за ее спиной Содал-Йе, голосом внезапным и резким, от которого ее руки сразу же пришли в движение.

Схватив один из пустых горшков, Яттмур выставила его перед собой, прямо над ребенком. Упав в горшок, сморчок остался лежать там в полной беспомощности, и, таким образом, план, изобретенный дельфином, увенчался полным успехом. Грин вздрогнул и с тихим стоном осел набок, с лицом перекрученным от боли и страданий, словно веревка. Яттмур вздрогнула, впервые за много дней увидев подлинный облик своего мужа. Свет в небе мигал и плыл, быстрый, словно биение крови, она слышала, как кто-то пронзительно кричит, и не могла понять, что слышит свой собственный крик до тех пор, пока не потеряла сознание.

Две горы с грохотом столкнулись друг с другом и погребли меж собой подобие уменьшенной версии Ларена. Снова придя в чувство, Яттмур быстро выпрямилась и села, и ужасное видение исчезло из ее глаз.

– Вот и все. Никто не умер, – мрачно проговорил дельфин из племени бери-тащи. – А теперь, мать, будь добра, поднимись и утешь своего ребенка, потому что мои женщины слишком глупы, чтобы сделать это.

Очнувшись, она не поверила, что все, что случилось с ней перед обмороком, так и осталось без изменения, ибо так глубоко окутала ночь ее разум. Сморчок лежал в горшке, неподвижный, беспомощный и теперь совершенно безопасный, рядом с горшком лицом вниз на земле лежал Грин. Содал-Йе по-прежнему покоился на своем валуне. Две татуированные женщины дельфина безуспешно пытались успокоить Ларена, прижимая его к своим обвисшим грудям, да все без толка.

Поднявшись на ноги, Яттмур приняла из рук женщин Ларена и вложила в его рот сосок одной из своих набухших грудей, которую тот сразу же с жадностью принялся сосать, но тут же прекратил. Чувствуя, что сын с ней и находится в безопасности, Яттмур быстро успокоилась и престала дрожать.

Потом она наклонилась над Грином.

Когда она дотронулась до его плеча, он перевернулся на спину и обратил к ней свое лицо.

– Яттмур, – прошептал он.

Горячие слезы стояли в его глазах. По его плечам, среди его волос и по лицу змеились красные полосы с частыми белыми отметинами в тех местах, где щупальца сморчка проникали в его плоть для того, чтобы добыть оттуда себе пропитание.

– Сморчка больше нет? – спросил он, и Яттмур улыбнулась, слыша, что голос Грина снова звучит так же, как раньше.

– Вот он, твой сморчок – смотри, – сказала она мужу и наклонила к нему горшок, показав лежащий на дне гриб.