Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

– Для нас это ничего не значит… совершенно ничего, – всхлипнул Грин. – Для чего ты мучаешь нас всем этим, случившимся в древние времена, несчетное число лет назад?

Сморчок в его голове издал беззвучный шум, который должен был означать смех.

– Потому что драма до сих пор еще не завершилась! По сравнению с моими слабыми предшественниками, я силен и более устойчив к солнечной радиации, к тому же мои мыслительные способности не уступают им в мощи. И я и вы отлично научились выживать в условиях солнечной радиации. Наступил великий момент для нас, чтобы начать новый симбиотический союз, возвеличиться и достигнуть процветания тем же путем, который привел ваших пещерных предков к звездам! Часы разума вновь пробили и начали свой ход! И раз опустившиеся стрелки этих часов вновь отмеряют ток великого процесса…

– Скажи мне, Грин, сморчок сошел с ума или я что-то не понимаю! – выкрикнула Поили, насмерть перепуганная круговоротом картин за веками своих закрытых глаз.

– Вы слышите ход этих великих часов! – продолжал звенеть сморчок. – Они запущены нами, мои дети!

– О, о! Я слышу их ход! – застонал Грин, в мучениях конвульсивно извиваясь на своей циновке.

И действительно в их ушах раздавался мерный неугасающий звук, гудящие аккорды дьявольской музыки.

– Грин, мы сходим с ума! – застонала Поили. – Что это за ужасные звуки!

– Это звук хода часов, наших часов! – продолжал вещать сморчок.

И сразу же после этого Грин и Поили очнулись, вскочив на своих циновках, в поту и с ощущением жжения под ошейником сморчка вокруг шеи и на ключицах – с тем чтобы окунуться в гораздо более пугающие звуки!

Не сразу, но быстро опомнившись от только что завершившегося вихря своих воспоминаний, Грин и Поили сообразили, что среди звуков неизвестного происхождения они единственные, кто еще остается в помещении пещеры под лавовой подушкой. Все пастухи исчезли.

Звуки доносились до них снаружи. Почему эти звуки казались им такими пугающими, они не понимали. Можно было сказать, что в своей совокупности звуки складывались в мелодию, хотя ритм и тему этой мелодии невозможно было разобрать. Мелодия достигала не только их ушей, но и отзывалась в самой крови, отчего ток крови то замедлялся почти до вялого желеобразного колыхания, то оживлялся и несся подобно бурливому горному потоку.

– Нам нужно идти! – проговорила Поили, поднимаясь на ноги. – Эти звуки зовут нас к себе.

– Что я наделал! – воскликнул в страхе сморчок.

– Что-то случилось, – удивленно проговорил Грин. – Я чувствую, что мы должны куда-то идти, но куда и почему?

Охваченные ужасом, они поднялись на ноги, чувствуя что пульсация крови в их венах не позволяет им оставаться на месте. Их ноги двигались сами, не слушаясь приказов их хозяев. Что бы ни было источником этих ужасных звуков, им было необходимо идти к этому источнику. Даже сморчок и тот стих, как только звуки мелодии коснулись его.

В кровь царапая ладони и ступни ног, но не обращая на это никакого внимания, они взобрались по груде камней, служащей лестницей, к выходу из пещеры и, оказавшись на открытом пространстве, поняли, что видят вокруг себя настоящий кошмар.

Звук невыносимо притягательной мелодии сделался громче и настойчивей, налетая на них подобно порывам ветра, под дуновением которого не шевелился ни один лист. Яростно подхватив их слабые тела, звук песни повлек их за собой. И не они одни отозвались на этот призыв сирен. Существа прыгающие, летящие и мучительно ползущие, извиваясь по земле, все целеустремленно двигались в одном направлении – к Черному Зеву.

– К Черному Зеву! – закричал сморчок. – Черный Зев поет свою песню и мы должны повиноваться и идти к нему!

Звук мелодии воздействовал не только на их слух, но и на зрение. Все их чувственное восприятие сузилось до единственного направления, весь мир превратился лишь в маску из черного и белого цвета. Над их головами белело бескрайне небо, тут и там местами покрытое пятнами черной листвы, черные камни мелькали под их бегущими ногами. Вытянув перед собой руки, Грин и Поили бежали вместе с остальными растительными и животными созданиями.

Внезапно среди потока ужаса и невыносимого притяжения они увидели пастухов.

Подобные теням, пастухи стояли у крайних баньяновых ростков. Все они были привязаны к деревьям поперек тела и за руки веревками. В самом центре пастухов, тоже привязанный к дереву, стоял певец Иккалл. И он тоже пел! Странным образом изогнув тело, скривив шею так, словно она была сломана, он пел свесив вниз голову и вперив взгляд остановившихся глаз в землю у своих ног.

Он пел во всю силу своих легких, всеми фибрами своей души. Мелодия песни с силой вырывалась из его легких, разбивая и заглушая мощь пения Черного Зева. В песне Иккалла была своя собственная сила, которая противостояла нечеловеческому злу и уравновешивала его собой, удерживая пастухов от попыток освободиться от пут и броситься к пропасти Черного Зева.