Сколько раз Кайманов проезжал по этой мощеной булыжником и только после войны заасфальтированной дороге! В юности он сам строил и ремонтировал ее, зарабатывая на хлеб нелегким трудом каменотеса. Став пограничником, вдоль и поперек исходил не только шоссе, но и все эти хребты, кажущиеся отсюда неприступными, но на самом деле весьма успешно освоенные еще в недавнем прошлом контрабандистами…
Бежит и бежит навстречу серое от пыли извилистое шоссе, петляет между сопками, поднимается серпантином на склоны, выходит на край огромной, наполненной воздухом и утренней свежестью горной котловины. А по другую сторону котловины поднимается сплошной стеной, изрубцованной вертикальными складками, неприступный и величественный горный кряж.
Словно огромные древние мамонты, ставшие в ряд, горы протянули в долину каменные бугристые хоботы, выставили навстречу солнцу каменные лбы.
- До наших дней на этой скале, -сказал Кайманов, - сохранились развалины старинной крепости Сарма-Узур предводителя древнего племени Асульмы. Гряда эта и сейчас называется его именем. Мальчишками мы лазили в эту крепость, находили серебряные монеты, наконечники стрел…
Отсюда, с дороги, невозможно было рассмотреть горный карниз, запомнившийся Кайманову на всю жизнь.
По этому карнизу лет тридцать назад гнался двадцатипятилетний Яков Кайманов за матерым главарем бандитов Шарапханом, расстрелявшим в восемнадцатом году его отца. Тяжело дыша, изнемогая от усталости, молодой Кайманов все выше и выше поднимался по крутому склону, маскируясь за выступами скал. Пот заливал лицо, щипал глаза. Рубаха прилипала к спине. Сердце било в грудь гулкими ударами, стучало в висках. Не думая об опасности, слепо веря в удачу, Яков взобрался на карниз и побежал вдоль склона горы над глубокой пропастью. Стемнело. Он почти ничего уже не видел, лишь угадывал направление, но точно знал: Шарапхан здесь, он близко. На карнизе ясно отпечатались огромные следы его ног. И вдруг впереди на фоне звездного неба вырисовался выступ, от которого перед самым носом Якова отделилась тень. Изо всех сил ударил он прикладом в эту тень и тут же почувствовал, как, попав в пустоту, увлекаемый тяжелой винтовкой, летит под откос. На голове его запутался то ли халат, то ли плащ Шарапхана. Словно молотом ударило его в темя, перед глазами вспыхнуло пламя, и он провалился в кромешную темноту...
Прошло немало лет, прежде чем удалось схватить заклятого врага, но до Кайманова дошел слух, что задержанному Шарапхану во время пересылки из одного пункта в другой удалось под бомбежкой бежать. Не он ли объявился опять в этом районе? Сколько раз было у Кайманова: стоит подумать о каком-нибудь человеке, и обязательно или встретишься с ним, иди тот окажется где-нибудь поблизости!.. Не Шарапхановский ли это почерк? Историю со следами армейских сапог он уже проделал однажды вместе со своим хозяином Таги Мусабек-баем, ни много ни мало - тридцать лет тому назад.
Вьется и вьется дорога вдоль склона, вихрится пыль, ровно гудит мотор, постреливают мелкие камешки в днище кузова.
И не впервые уже кажется Кайманову, что древние мамонты Асульмы, выстроившись в ряд на противоположной стороне котловины, медленно разворачиваются, теснят друг друга, шевелят каменными лапами, бугристыми хоботами и -тяжкой поступью, неотвратимо, как прожитые годы, отступают назад.
Ни человека, ни силуэта козла или архара на пустынных карнизах, седловинах и склонах. Лишь кое-где, словно нашлепка, темнеет ка перевалах и в распадках вечнозеленый древовидный можжевельник- могучие арчи, да кланяются на ветру, словно это нарушители идут по косогору, пушистые метелки «телячьего цветка» - гули-кона…
Из-за поворота дороги выплыло ущелье (поместному «щель»), заваленное огромными обломками скал.
По знаку майора остановились.
- Ну вот и Кара-Тыкен, - сказал Кайманов.- Дальше надо пешком, да еще с маскировкой: в этих гиблых местах недолго за здорово живешь и пулю в лоб схлопотать…
ТРОЙНАЯ СТРАХОВКА
У высокой, почти отвесной скалы, от которой и начиналось предгорье, оставили машину под охраной водителя и двинулись пешком. Не прошли и полсотни шагов, как на рыхлом участке, поросшем верблюжьей колючкой, увидели отпечатки армейских сапог.
- Вот и они, - сказал Кайманов. - Следы свежие. «Друзья» нашего терьякеша сделали дневку, сидят где-то в этих камнях…
Младший лейтенант Пинчук, молчавший всю дорогу, не выдержал:
- Товарищ майор,- сказал он,- вы что, сквозь скалы видите? Как можно утверждать, что здесь были именно те, кто дал терьякешу отравленный опий?
- А вы сличите ваши гипсовые отпечатки со следами, что видите здесь, вот вам и будет ясно.
Реплика Пинчука его задела.
- Было бы с чем сличать, - буркнул Пинчук.- У КСП - чарыки, здесь - сапоги. Мало ли пограничных нарядов могло здесь пройти?
- Тогда подождем, что скажут солдаты.
Все обернулись в ту сторону, куда показывал Кайманов, увидели двух бегущих к ним пограничников с собакой на длинном поводке.