Передаю вам слово души моей. Письма

О, коль приятно Господу смирение, в котором Он Сам Себя примером поставил, говоря: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф 11, 29). Какое восхищение душе, жаждущей покоя! Она уже известилась, где ее покой — в кротости и в смирении сердца, и уже внимающая мысль известила ей во внутренности сердца святое слово: что всяк высокосердый мерзок есть пред Богом! Гордым Бог противится, смиренным же дает благодать — утешительницу сокрушенного сердца.

Непотребный раб Егор

25 апреля 1825 года

3. 111. К Е.Я.Т.

Из многих полезных выписок представляю вам полезнейшую. Св. Златоуст простирает лучи словесного явления на сердца внимающие, предлагает на пользу всем следующее:

Кроме смиренного никто не войдет в царствие небесное.

„Приступили к Иисусу ученицы, говоря: кто более есть в царствии небесном? И призвал Иисус отрока, поставил его посреди их, и говорит: если не обратитесь и будете как отрок этот, не войдете в царствие небесное (Матф. 18, ст. 1 и 2-й). Вы доискиваетесь, кто больше и спорите о первенстве. Я говорю, кто не будет ниже всех, тот не достоин царствия Небесного. И прекрасный представляет Господь пример. Но и не представляет только: а на самом деле поставляет посреди их младенца, пристыжая самым тем, что видят они пред собой, убеждает столько же быть смиренными и простосердечными. Ибо младенец не имеет ни зависти, ни тщеславия, ни желания первенства; но обладает высокою добродетелью — простоты, беззлобия и смирения. Итак, нужно иметь не одно только мужество и благоразумие, но и сию добродетель смиренномудрия и простоты. Ибо когда мы не имеем сих добродетелей, то сколь бы ни велики были наши дела, спасение наше сомнительно. Младенца хотя бы поносили, хотя бы хвалили, хотя бы наказывали, хотя бы честили, он ни в первом случае не досадует и не укоряет, ни в последнем не гордится.

Сколько превосходит смиренный муж надменного и хвалящегося своею властью! Для чего ты высокомудрствуешь, о человече? Или для того, что на высокой колеснице ездишь? или для того, что тебя возят кони? Но что это за диковина? когда и дрова, и каменья также те же лошади таскают? Или тем гордишься, что великолепною блистаешь одеждою? Но — посмотри на человека, вместо одеяний добродетелью облеченного, и увидишь, что ты гнилому сену подобен, а он дереву, прекрасный плод приносящему, который зрителей много увеселяет. Ты же подлинно пищу червей и моли на себе носишь, и вскоре сделаешься от сего украшения обнаженным. Ибо шелковые одежды — ткань червей, злато и серебро — земля, и более ничего. А кто украшается добродетелью, тот такое имеет одеяние, которое не только моль, но ниже самая смерть истлить не может. И сии душевные добродетели не происходят от земли, но бывают плодом духа, почему и черви не могут их источить: понеже на тебе таковые одеяния ткутся, где ни моли, ни червей, ни другого чего подобного им нет.

Скажи, пожалуй, что лучше: богатым ли или убогим быть? Властелином ли, или не почтенным властью? Обильною ли насыщаться и услаждаться трапезою, или голод претерпевать? Без сомнения, в чести, утехе и богатстве жить лучше. Но если в самые вещи, а не в имена вникнешь, то землю и земное оставив, на небо себя самого принеси. Ибо настоящее есть тень, а небесные блага суть неизменяемые, крепкие и такие, которые похищены быть не могут".

Далее: смирение упованием есть добродетель; богатство же есть суета.

„Смирение сколь велика есть добродетель, Моисей то доказывает; оно его столь славным сделало: ибо нет ничего смирению равного. Почему и Христос от него начинает блаженства; и как бы преогромного какового строения имея положить основание, первым полагает смирение.

Никто же без смирения не может спасения получить. Хотя бы кто и постился, хотя бы и молился, хотя б и милостыню давал, но если все сие с гордостью будет творить, то все сие призрения или отвращения достойно; напротив же того, если присовокуплено будет к тому смирение, то все будет вожделенно и любезно, а притом и безопасности исполнено.