Передел

– Я туда не ходила, – покачала головой Мэри, жена Майкла, молодая длинноволосая блондинка из Калифорнии. Она устроилась, поджав ноги, на подушке, брошенной прямо на мозаику террасы. Незваные священники настолько ее забавляли, что она уговорила их дождаться ужина. Майкл был в Риме и собирался вернуться только к девяти. «К девяти – значит, в десять точно приедет», – объяснила она.

– Когда Пий Второй проезжал эти места, – продолжил отец Джерард, – он назвал Неми родиной нимф и дриад.

– Правда?

Появился молодой слуга-итальянец в белом костюме с сияющими пуговицами и причудливыми эполетами. Посмотрев на Катберта как на старого знакомого, он оставил поднос с канапе и орешками на столике, рядом с напитками. Катберт же, не глядя на слугу, схватил орешки, его примеру последовал отец Джерард. Звякнули бокалы. Священники потянулись к бутылкам, и бокалы снова наполнились. Налили и Мэри. Всех их, американцев за границей, объединяло желание делиться опытом и переживаниями, какими бы различными они ни были.

– Я специализировалась в области социологии, – сказала Мэри, закончившая колледж в Калифорнии.

– Вы раньше бывали в Италии? – спросил отец Джерард.

– Нет, никогда. Мы с Майклом познакомились в Париже. Потом переехали сюда. Мне здесь нравится.

– Вы хорошо знаете итальянский? – спросил отец Катберт. Он лучился счастьем. Да и могло ли быть иначе после двух месяцев, безвыездно проведенных вдали от жизни, в унылой церковной резиденции в Риме?

– Да, уже неплохо. Я прошла ускоренный курс. Наверное, скоро совсем освоюсь. А вы как?

– Джерард учится, но ему не хватает практики. В нашей резиденции, конечно, попадаются итальянцы, однако… знаете, мы общаемся только с американцами. Иногда, правда, еще с французами…

– Катберт знает итальянский как родной, – вмешался отец Джерард. – Когда я выспрашиваю у местных о легендах и поверьях, я без него как без рук.

– Джерард пишет научный труд о языческой экологии, – объяснил отец Катберт.

– Правда? Мне казалось, что почти все итальянцы – католики.

– Да так может показаться, но при детальном рассмотрении открывается целый пласт язычества, поглощенного христианством. Обширнейший, неизученный пласт.

– Тогда вам стоит поговорить с Хьюбертом Мэлиндейном…

Заговорили все и сразу. Священники забрасывали собеседницу вопросами и отвечали себе, не дожидаясь ее мнения. Мэри время от времени вставляла ехидные фразы и восклицания. Наконец голос отца Катберта, самый высокий и самый взволнованный, приковал всеобщее внимание. Слуга в ожидании стоял у двери. Мэри вытянула стройные загорелые ноги и прислушалась.

– Сегодня мы приехали к нему без предупреждения, – говорил Катберт. – Ну и что с того? Между прочим, два месяца назад, в Риме, когда я в последний раз его видел, он сказал: «Приезжайте в любое время. Не вопрос, берите с собой друга. Нет, звонить не обязательно, я не выезжаю, приезжайте просто так». Так и сказал. Ну вот, мы и приехали, да, Джерард?

– Приехали, – подтвердил Джерард.

Внимательный слушатель мог бы усомниться в достоверности слов отца Катберта на том основании, что Хьюберт, не будучи американцем, вряд ли бы употребил выражение «не вопрос». Но не подлежало сомнению, что священник взял за правило время от времени заскакивать к Хьюберту вне зависимости от того, ждали его или нет. Так или иначе, он считал это своим неотъемлемым правом.

– Мне было неловко перед Джерардом, он ведь приехал туда в первый раз. Там хозяйничает неотесанная секретарша, я ее давно знаю, она раньше работала в Риме на одного моего друга. Жуткая, невоспитанная…

Здесь в разговор встрял Джерард, а за ним и Мэри. Когда стихли уничижительные междометия, отец Катберт продолжил:

– Думаю, у нее не все в порядке с головой. И она постоянно говорила Хьюберту, что ему пора на ужин, хотя я уверен, никакого ужина и в помине не планировалось, очень уж она на это напирала. – Он опустошил бокал, и слуга вышел из тени, чтобы снова его наполнить. На этот раз Катберта осенило, что лицо этого человека ему знакомо. Однако большего он вспомнить не смог.

Слуга поднял бокал и улыбнулся отработанной, высокооплачиваемой улыбкой.

– Я вас знаю, да? – обратился к нему отец Катберт.

– Это Лауро, – сказала Мэри. – Прошлым летом он был одним из секретарей Хьюберта.

– Надо же, Лауро! В униформе я вас не узнал! Ну и ну! – Казалось, священник смутился, осознав, что слуга понимал, о чем они говорили.

– Не ожидали меня здесь увидеть? – ответил Лауро по-английски, с легким акцентом. – Когда я потерял работу у Хьюберта, то сначала подрабатывал в баре на Виа-Венето, а потом вернулся сюда и устроился у Мэри и Майкла.

– Лауро с нами на ты, – похвасталась Мэри. – Наши друзья из посольства в шоке, но наплевать.

Лауро сверкнул улыбкой и снова растворился в дверном проеме.

– Он может рассказать вам о Хьюберте все, – добавила она.

Лауро согнулся, поправляя розу в букете. Катберт бросил на Мэри осторожный взгляд, но, очевидно, она имела в виду совсем не то, что могла бы.