Радовались-то мы радовались, однако наши запасы съестного подходили к концу, на грибах и землянике долго не продержишься, к тому же никто из нас (даже Чезаре, горожанин и римлянин «со времен Нерона») не был морально готов к бродяжничеству и добыванию пропитания в сельских условиях, требующему определенных навыков. Мы стояли перед выбором: немедленное возвращение в человеческое сообщество или голод. Правда, до человеческого сообщества, то есть до таинственного лагеря в Старых Дорогах, было тридцать километров изнурительного пути, и, чтобы успеть к ужину, нам пришлось бы мчаться, сломя голову, да и то, скорее всего, мы бы опоздали. Другой вариант — еще раз переночевать на свободе, но на голодный желудок.
Мы быстро подсчитали ресурсы. Оказалось, не густо: восемь рублей на всех. Никто из нас понятия не имел о покупательной способности рубля в данный момент и в данном месте, тем более что до сих пор наши денежные отношения с русскими носили случайный характер. Некоторые из них спокойно брали любую валюту, включая немецкую и польскую, другие, более подозрительные, боялись обмана и признавали только натуральный обмен или металлические деньги. При этом какие только монеты не имели хождения! Расплачивались извлеченными из запыленных семейных тайников царскими рублями, английскими стерлингами, скандинавскими кронами и даже монетами Австро-Венгерской империи. Что же касается немецких марок, в Жмеринке они украшали стены вокзального сортира, тщательно приклеенные нетрудно догадаться чем.
В любом случае восемь рублей — небольшие деньги: больше пары яиц на них не купишь. Решено: мы с Чезаре, признанные всем коллективом парламентарии, сходим еще раз в деревню и на месте разберемся, на что лучше всего потратить собранную сумму.
Уже по дороге нас осеняет идея: услуги, а не продукты, вот что нам надо! Нанять у наших ночных знакомых лошадь с повозкой, чтобы доехать до Старых Дорог. Восьми рублей, скорее всего, не хватит, но можно предложить им в придачу что-нибудь из одежды, тем более что в такую жару нам она не нужна. Наше появление в деревне было встречено дружескими приветствиями и смешками старушек, а также грозным собачьим лаем. Когда установилась тишина, я, припомнив прочитанные в свое время русские книги, сказал:
—
Последовало невнятное бормотание: меня явно не поняли. На этот раз моя задача была не столь сложной, как накануне. На гумне под навесом я увидел сельскую четырехколесную повозку, узкую и длинную, с расширяющимися кверху бортами. Я дотронулся до нее и, слегка раздраженный тупостью этих людей, спросил, разве это не
—
— Да,
Мне было ясно, что предложение мое смехотворно: кто согласится гнать лошадь тридцать километров туда (двенадцать часов пути) и тридцать обратно за цену двух яиц? Но бородач спрятал в карман деньги и ушел, а через некоторое время вернулся с мерином, впряг его, подал нам знак садиться и все так же молча положил в телегу несколько мешков. Чезаре привел остальных, перед которыми мы не упустили возможности похвастаться своими успехами, и повозка двинулась в сторону шоссе. Итак, комфортабельное путешествие в телеге
На самом деле и нам, и нашим товарищам вскоре стало ясно, что восемь рублей мы просто выбросили псу под хвост: бородач и без нас поехал бы в Старые Дороги по каким-то своим делам, так что мы могли бы, наверное, и бесплатно доехать.
Выехали мы около полудня. Лежать на мешках было не очень удобно, но все же гораздо лучше, чем идти пешком. Глядя вокруг, мы любовались непривычным для нашего глаза, удивительным пейзажем.
Равнина, еще вчера подавлявшая нас своей торжественной скукой, уже не была такой безнадежно-ровной. На ней появились легкие волны, возможно, остатки древних дюн, невысокие, всего в несколько метров, но этого было достаточно, чтобы нарушить монотонность, дать отдых глазу, создать ритм, масштаб. Впадины между мягкими гребнями были заболочены, тут и там виднелись озера и озерки. Песчаную землю неровными островками покрывал дикорастущий колючий кустарник. Высокие деревья тоже встречались, но одиночные и редко. По обеим сторонам шоссе ржавели бесформенные останки орудий и грузовиков, мотки колючей проволоки, каски, котелки — свидетельство многомесячного противостояния двух армий. Это был район среднего течения реки Припяти, заболоченная Полесская низменность.