Перегной

Полоскай умчался своими длинными, паучьими шагами, запахивая на ходу ватник, а я остался обдирать кабеля. Они были холодными, как из могилы, и руки, несмотря на плюсовую температуру, моментом замерзли. Пришлось сооружать костер и время от времени отогреваться. Несмотря на это работа спорилась. Куча черных обрубков превращалась, как в сказке в груду сияющего злата, любо-дорого посмотреть.

Я заработался и не заметил как подступился вечер. В свете костра было довольно светло и что темнеет я понял лишь тогда, когда из сумерек вдруг вынырнула людская тень и, обрела очертания и плоть все того же Щетины. Обретя людской облик тень Щетины мигом утеряла грациозность и грузно осела на скамью.

- Робишь? - Спросил Щетина после затяжной паузы. Он был слегка нетрезв. Его, что называется, еще только развозило.

- Ну. - Буркнул я и продолжил дальше заниматься своим делом.

- А вот ты, к примеру, знаешь, сколько в этом куске килограммов - взяв в руки один обрубок поинтересовался Щетина.

- Нет. А мне на что.

- Ну просто.

- Просто? - Я взял за один конец обрубок, покачал им на весу, - килограмма два наверное.

- Наверное. - Передразнил Щетина. - Два с половиной, не хошь? Два с половиной, ты понял, а не два! - С вызовом, с какой-то даже обидой в голосе крикнул мне Щетина.

Я продолжал строгать кабель.

- Под триста кило приперли. И меди и бобышек, - бормотал между тем Щетина, - под триста кило. И еще веревки, крючья, ломы, прочий шанец. Слышишь? В пятером. Два дни не жрамши. Слышишь, нет?

- Да слышу - слышу.

- Нихера ты не слышишь. Триста кило говорю, да шанцу еще сколько. Это тебе не тут ножичком остругивать. - Щетина закривлялся, закорчил рожу, замахал руками, изображая этой сложной пантомимой как я строгаю кабеля.

- Я не понял, дядя Коля, это ты в упрек мне что ли?

- А. Ну тя. - Пьяно отмахнулся Щетина.

- Нет уж, ты договаривай. Ты меня упрекаешь что ли? Ну так, во-первых, я раз сто у тебя просился на промысел, или ты забыл? А во-вторых...

- Че во-вторых? - вдруг взвился Щетина. - Хочешь сказать, что если бы не ты, сидели бы мы сейчас у костра и обдирали кабель всем кагалом? Ну и сидели бы! Уж лучше бы сидели, чем эдак.

- Как это - эдак?

- А вот так это. Ты, я тебе говорю, как кабель обдираш. Дай сюда, грю.

Я убрал руку с ножом за спину. - Спокойней, дядя Коля. Не ори, пожалуйста. Ты на свою жену ори, когда она тебе котлеты пережарит, а на меня не надо, понял. Ты с разговора не соскакивай. Есть претензии, обоснуй.

- Да к тебе никаких претензиев. А только неправильно все это!

- Что неправильно?

- Живешь ты неправильно!

- Это почему же?

- Я корове - почему? А она мне - бу, да бу. - Передразнил Щетина.

- И всё же?

- Кто всё же, тот хер гложет. - Продолжал куражиться Щетина.

Я махнул рукой. С пьяным спорить - без толку.

- А только в этошний-от раз я сам буду с Толяном торг вести, ты понял. - Внезапно выпалил Щетина.

Вот оно в чем дело. Дяденька уязвлен. Дяденька обижен. Ему не дали поиграться. Отняли важный момент в жизни - торг. Возможность раздувать щеки. Да и на здоровье.

- Да на здоровье. - Сказал я Щетине. - Думаешь, мне оно надо? Мне оно нахрен не надо. Не уперлось никуда, понял?! Ни в какое отверстие не всосалось это малоприятное занятие - торговаться с твоим Толяном. Я бы ему с удовольствием, вместо переговоров харю бы подровнял вот этим обрубком, - тут я поднял с земли кабель, - торгуйся.

- И буду! - заверил меня Щетина.

- Торгуйся. Давай. Он тебе ссыпет за пазуху махорки килограмм, вот и весь твой навар. Вот и весь барыш. Нежили богато, нехрен начинать, да, дядя Коля?

- Ну и что. Только так-от оно правильнее. А как ты - так неправильно.

- В чем неправильно?

- Неправильно это - когда взял и обманул человека.

- Кого это я обманул? Толяна что ли?

- Да хоть и его. Всех. Нас! Ты всё у нас украл.

- Что это я у вас украл, поясни пожалуйста. А то я запамятовал. Может лишний дизель? Может продукты? А может деньги, что вы брать отказываетесь.

- Да ты хуже чем украл. Ты... Ты все под себя забрал. Твои дружки-бандиты... Да ты сам... Ты сам бандит.

- Чего? Мои дружки?! Их Толян сюда привез.

- А мне похеру, поэл. Только до тебя здесь такого не было.

Щетину развозило все сильнее. Его уже несло во весь опор. То, что он нес было непотребной околесицей и ахинеей. Ну что ж, так даже интереснее. Как говориться, что у трезвого на уме... Я закурил.

- Ты продолжай, продолжай, дядя Коля, очень интересно.

- А и продолжу. Ибо ты.

- Что?

- Ты всех нас аба...ты всех нас аба... ты всех нас обокрал, Витька, ты.

- Знаешь что, дядя Коля. Пошел-ка ты нахер. Нет, не так. Пойди, проспись, а когда проснешься - пойди нахер.

Но Щетина меня не слышал, он смотрел вдаль, и из глаз его лилась умильная слеза, а из уст бормотание: Едет. Едет миленькой мой, друг мой Толька едет это. Друг мой лучший... Один он мне есть друг, один он меня понимат...

Я оглянулся. Еще пока очень далеко, в ночи, по склону Листвяного споя плясали огоньки - кто-то пробирался потемну к нам, в Молебную.

Да и хрен с вами, со всеми. Я сплюнул и пошел к себе домой. У меня есть дом. А вы все живите, как бог на душу положил.

3.