Читаем Перегной полностью

Прооравшись, он принял серьёзный вид, прочистил горло, как перед докладом с трибуны и весомо заявил, обращаясь скорее в пустоту, чем к окаменелостям

- Знащтак, Витек мой тезка и космический братан. Кто его обидит, тому два здоровья мало будет.

Закончив спич, он опять засуетился вокруг бутылок и пластиковых стаканчиков. – Ну, за знакомство, повторить надо, между первой и второй как грицца...

Еще через час, узнав друг о друге все, что каждый счел нужным сообщить, мы входили в Штырин с той удалью и бесшабашностью, с которой гуляют завоеватели в первые три дня в захваченном городе.

Мы шли вчетвером в обнимку – я с Виктором в середине, окаменелости по краям, размахивая зажатыми в свободных руках ополовиненными бутылками портвейна и во всю голосили.

- «Муси-муси-куси-пуси, миленький мой, я гааррю, я вся во вкусе рряадом с тобой….» - летело на манер шансоновских заунывных песен над окрестными невысокими взгорьями и ветшавшими улочками. И никто не смог бы догадаться, что один из подгулявшей компании, не местный алкаш и бездельник, а Марат Галеев – опасный преступник и беглец. Для пущей убедительности на голове у меня восседала ВиктОрова «пенсионерка», а моя рубашка-поло была снята, скручена жгутом и переброшена через плечо.

Мы шествовали прямо по проезжей части, продвигаясь вперед диагонально, от левой обочины к правой и наоборот и над нами неслось: «Йя как бабочка поррхайю и все без прраблемм, я прроста тебя съем». Случайные машины привычно объезжали нас и мне подумалось, что вот это наше шествие по забытому богом сонному Штырину, в отличие от надуманных содомитских парадов и есть истинное проявление свободы, которое, к тому же, никому не придет в голову давить и запрещать.

Потом мы опять пили портвейн на берегу речушки. Окаменелости опять каменели и восставали, купались и вечер уже вовсю захватывал пространства, волоча в арьергарде обозы с прохладой. Пора уже было задумываться и о ночлеге.

- ВиктОр – ткнул я в бок норовящего заснуть приятеля. – Ты мне братан?

-Братан!

-Космический?

-Ксмисский. – утвердительно головой мотнул Виктор – Я тя знаш как люблю? Дай я тебя поцелую.

- Мне бы переночевать где-то, Виктор.

- Какие проблемы, братан?! – С вызовом забубнил Виктор. - Ночуй у меня. Щяс еще портвейна возьмем и пойдем ко мне. Баба моя знаешь как рада будет.

Перспектива ВиктОровой бабы меня совсем не устраивала.

После долгих препирательств и занудных объяснений Виктора, что - «Моя баба тебя знаш как уважает, я тебя знаш как люблю...»- я все-таки сумел донести до него мысль, что хотел бы на пару дней снять отдельный угол.

Виктор начал соображать и действовать. Остальные окаменелости к тому времени откололись, размоловшись от жары и вина в щебенку и уныло валялись в прибрежных кустах, как необходимая, вечерняя деталь пейзажа.

Я заставил Виктора выкупаться и прийти в чувство, и сам выкупался в теплой как кисель, чистой речке.

- Пошли, - Виктор устремился, как Суворов в Альпы, на береговую кручу, - есть, это, один кандидат, Юрыч. Он это, ну того, - Виктор щелкнул себя по кадыку, - заложить любит, но мужик хороший, тихий. У него это, квартира двухкомнатная, от мамки осталась, матушка-то сама преставилась, а он живет. Его и дома-то никогда не бывает почти, все на рыбалке. Он, это, Юрыч-то, он кузнец, и его по вредности рано на пенсию это... Ну а ему фигли делать на пенсии-то это, в писят лет... Он это, с детства чудной, природу любит, дак он это, на рыбалке это, постоянно.

Так, по пути, Виктор мне рассказал нехитрую историю неведомого Юрыча, к которому он планировал меня подселить. Правда неизвестно было, как к подселению отнесется сам Юрыч, но Виктор заверил что «все будет чики-пуки». А для облегчения дипмиссии заставил купить два сифона портвейна, бутылку водки, несколько плавленых сырков и бычки в томате.

- Вот, Юрыч, знакомся, это Витек, мой братан космический и хороший парень - Представил меня Виктор.

Юрыч сидел за дворовым, для забивания "козла", столиком. Это был изрядно поддатый крепкий и мрачный дядька в обвислых трениках, шерстяной толстовке с надписью «Олимпиада 80» и кожаных тапочках.

- Юрий, - он протянул мне широкую ладонь. На двух её пальцах отсутствовало по фаланге.

- Витя, - ответил я и хотел начать разговор о съеме жилья, но ВиктОр величественным жестом остановил меня, споро разлил по пластиковым стаканчикам водку, ободрал, кое-как, фольгу с плавленого сырка и сказал: сперва за знакомство.

Мы выпили, отломили каждый по угловатому, похожему на колотый лед кусочку сырка и молча закусили. Потом закурили. ВиктОр, не спрашиваясь из моей пачки, а Юрыч с достоинством достал дешевые папиросы.

Я молчал, Юрыч тоже, а ВиктОр задумчиво вертел в руках банку с бычками в томате.

- Бля, - разочарованно произнес он, - Юрыч, не в падлу, сходи домой за открывалкой.

- А зачем, - ответствовал Юрыч, - пошоркай крышкой об асфальт, там жесть тоненькая, потом надави, да поддень ногтем.

- Точно! - Сообразил Виктор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза