Перегон

В это время к ним подошла ещё одна женщина, её звали Зина, она отбывала сто вторую с отягчающими: пьянка-сожитель-седьмой этаж. Зэчка постояла возле них, потом ушла и через несколько минут вернулась, держа в огрубелых руках маленькую коробочку — помаду и тени. Потом Ириска принесла янтарные бусы, наводчица Беда — крошечный пузырёк с цветочными духами, воровка Капуста — розовые, слегка пересохшие румяна и надколотое, круглое зеркальце, Зойка-Трёха — небольшой кубик клубничного мыла. Вечером женщины набрали несколько вёдер дождевой воды, разбавили её хвойной настойкой, согрели на буржуйке и устроили девушке настоящую баню. После отбоя Ольга даже не пыталась уснуть. Услышав тихие шаги Ириски, она села на кровати, обвела глазами спящий вагон, будто прощаясь с ним на всегда, застелила нары и проведя по одеялу ладонью, медленно пошла навстречу неизвестности. Под подушкой осталось лежать завёрнутое в бумагу белоснежное, шёлковое бельё, маленькая коробочка с помадой и тенями, янтарные бусы, крошечный пузырёк с цветочными духами, розовые румяна и надколотое, круглое зеркальце …

* * *

Вор не спал уже несколько ночей подряд. Высокая влажность растревожила радикулит в пояснице, но с этим он ещё кое-как справлялся. Инстинкт, которому он часто доверял больше, чем фактам, предсказывал самое плохое и похоже в очередной раз был прав. Он уже давно сомневался, всё шло слишком чисто и гладко, никаких шмонов и проверок почти всю дорогу, никаких ментовских наездов или дубинала, что само по себе подозрительно. Недавний разговор с кумом[5] рассеял его сомнения. Но всё же что-то не вязалось.

О ящике с деньгами, кроме него знало ещё четыре вора. Если бы скажем, общак сдал кто-нибудь из них, то наверняка Самоса знал бы и о его местонахождении и изъял бы его при первой возможности. А може и того хуже, Самоса мент ушлый и опытный, деньги бы вытащил, а ящик набил газетами. Поди потом отмойся… Но нет, такого не случилось, кум не знает где общак, поэтому задаёт вопросы, значит слили его не воры… Этот вариант отпадал. Аркадий Петрович придерживаясь за поясницу, подсел ближе к остывающей буржуйке и закурил. В голове крутился один и тот же вопрос — кто стучит ментам? Может быть Лёха или Миха? Пацаны хоть и проверенные, но молодые, не незрелые, что ли. Кто знает, что на уме у одного или другого. Да и что они знают, какой информацией располагают? Им известно только-то, что они должны будут выполнить важное поручение о котором узнают, когда придёт время. Поплотнее укутавшись в ватник, вор прикрыл усталые глаза. Есть ещё монах, но тот бьёт поклоны, замаливает грехи молодости и ему не до мирской суеты. Савелию три жизни не хватит, всех своих жмуриков отпеть… К тому же вряд ли в глухом монастыре староверов есть телефон или другие средства связи, там до ближайшей почты вёрст двадцать… Нет, монах отпадает. Аркадий Петрович приоткрыл буржуйку и аккуратно стряхнул в печку длинный столбик пепла. А что если Самоса просто взял меня на понт. Допустим он получил оперативные сведения с других этапов и решил проверить «Перегон». Так-так… Вероятность большая, хотя вариант с амбалами, полностью отбрасывать нельзя. Как же теперь быть? В последней маляве, сходняк сообщал, что этап будет в районе монастыря, приблизительно через два месяца. Надо попробовать прогнать амбалам, чтобы готовились к заданию послезавтра и посмотреть, как поведёт себя эта свора в погонах. Как там японцы учат: «Если не знаешь, что делать, сделай шаг вперед». Вор глубоко затянулся, затем бросил окурок на тлеющие угли, медленно встал и ухватился рукой за верхние нары. На помощь ему тут же подскочил Миха…

Над эшелоном замерло густое, сибирское небо без звёзд. Перегон словно переживая нервное напряжение, мелко трясся. Устало скрипели дубовые нары, раздражённо вибрировали стальные сетки, лихорадочно вздрагивал огонь керосинки, под куцыми, казёными одеялами, дрожали от холода сотни тел. Жирные, размером с палец клопы, которых боялись даже крысы, жадно впивались в тощие спины зэков.

Немолодой, измотанный долгими дорогами прапорщик Косорот шёл по вагону придерживаясь за стены руками. Его откровенно побаивались и заключённые, и охрана. Этобыл крупный, молчаливый человек, его большие рыбьи глаза не выражали никаких эмоций, за исключением презрения ко всем и всему окружающему. Помимо своей основной работы, Косорот выполнял некоторые деликатные поручения кума, за которые получал дополнительные пол ставки. Вот и сейчас он изъял из тайника, организованного им в уборной, крохотную записку и нёс её капитану Самсонову.