Я бросила взгляд на дочь, которая заинтриговано на меня смотрела, и на моих губах появилась притворная улыбка.
— Мама ещё не освоилась с машиной дяди Майка.
Шарли удовлетворённо кивнула и вернулась, чтобы сосредоточиться на окаймлённых огнями переключателях.
— Это для чего?
— Не знаю, Шарли, но не трогай, хорошо?
Проглотив подступившее к горлу чувство досады, я снова нажала на газ, преодолевая последний ухаб перед въездом на свой участок. Лучше бы я сконцентрировалась на управлении инопланетным космическим кораблём или на выбоинах в брусчатке, которые увеличились благодаря вчерашней грозе. Вместо этого я не могла отвести взгляд от той сцены. Я сглотнула, не решаясь вздохнуть, моё сердце зависло на волоске, а глаза не мигали. Шейн жестом велел женщине войти в дом, и незнакомка послушно последовала за ним.
Разум превратился в запутанный клубок мыслей, которые упрямо нагромождались друг на друга. Кто была эта женщина? Зачем она приехала к нему? Они были друзьями? Больше, чем друзья?
Я становилась параноиком, что было не очень хорошо.
Проехав вдоль забора, служившего границей, я остановилась на поляне перед домом, обхватив руками руль и бросив взгляд за стекло. Я уставилась в пустоту, ожидая, что сотрясающий мою грудь непрекращающийся колотун, прекратится, хотя в данный момент, казалось, он и не собирался этого делать.
— Мама, можно я пойду к Шейну? Хочу отнести ему печенье, которое мы приготовили вместе с тётей Мартой и…
— Нет!
У Шарли округлились глаза. Мой ответ прозвучал очень резко, чего она определённо не ожидала.
— Но почему? Тётя сказала, что эти я должна отдать ему!
Она показала мне контейнер, который сжимала в руках, и нахмурилась. Лицо Шарли стало портретом разочарования, но мой запрет был абсолютным.
Почти задыхаясь я сглотнула.
— Я сказала нет!
— Но, мама!
— Никаких «но». Заходи в дом и закончи с домашним заданием!
— Но это несправедливо!
— Знаешь, что несправедливо?
«То, что он заперся в доме с той женщиной» — кричал мой мозг.
— Что ты пойдёшь в школу, не выполнив свой долг!
— Уфф! — проворчала дочь, скрестив на груди руки.
— Меньше болтаем, юная леди, просто зайди и закончи то, что должна сделать.
— Ты злая! — закричала Шарли, готовая расплакаться. Она вылезла из машины, хлопнула дверцей и побежала в дом.
Я ненавидела повышать на дочь голос, но всё же не смогла сдержаться. Прислонившись лбом к рулю, я шумно выдохнула. Я не могла потерять контроль с Шарли, особенно из-за того, что на самом деле не имело к ней никакого отношения. Раньше со мной такого не случалось, вернее, случалось не так часто, как в последнее время.
Я глубоко вдохнула и выдохнула, продолжая обхватывать руль и прижимая голову к костяшкам пальцев. Возможно, я выглядела жалкой, но даже выйти из машины мне казалось немыслимым. Я боялась, что они увидят меня, или заметят, как шпионю за ними. Или ещё хуже: я сама боялась увидеть нечто, что искалечит меня, но и оставаться весь день внутри джипа не могла.
Я осторожно спустилась и обошла машину. Затем открыла багажник, и не теряя времени, схватила два пакета с покупками из Whole Foods. Быстрым шагом направилась к дому — сумка через плечо, а ручки пластиковых пакетов своей тяжестью впивались в ладони.
Войдя в дом, я не увидела даже тени дочери. Кухня была пуста. Скорее всего, Шарли поднялась в свою комнату. Я поставила пакеты на пол, сумочку на стол, и сняв куртку, облегчённо вздохнула. Мне было так жаль, что я отругала её без причины; иногда я бывала действительно ужасной матерью. Некоторое время я разрывалась между желанием быстро взбежать по лестнице и обнять дочь, и более рациональным, сдерживаемым чувством вины — желанием подождать несколько минут, а затем поговорить с ней. Я совершила ошибку и признала бы её. Но я не могла вести себя как сумасшедшая перед дочерью, иначе потеряю весь свой авторитет. Подожду некоторое время, а затем поднимусь к ней и извинюсь. А пока разберу покупки.
Я опустошила первый пакет и разложила продукты на разные полки холодильника, затем взялась за второй. Наполнила банку для кофе и поставила её обратно на полку у окна.
Я не собиралась этого делать, но желание было сильнее меня. Опершись руками о кухонную стойку, я замерла перед окном, и моё сердце забилось сильнее, словно в ожидании чего-то ужасного.
Потом раздвинула муслиновую занавеску чуть толще марли и выглянула наружу.
Ничего.
Вообще ничего нельзя было увидеть.
Его окна были затемнены, и пока я не научилась видеть сквозь стены, у меня не было возможности узнать, что происходит. Образы этих двоих, прижимающихся друг к другу, пронзили мой разум, как раскалённый клинок, и первоначальное любопытство быстро уступило место унынию.
Опустив занавеску, я повернулась спиной к окну и заставила себя убрать коробку хлопьев и банку арахисового масла. Все мои покупки были выставлены на кухонный стол, где всего несколько часов назад лежала я, в тисках полного помутнения рассудка.
О чём я, чёрт возьми, думала? Как могла вести себя так безрассудно?