Перегрузка

В 11.55, когда еще оставалось два часа двадцать минут до окончания сдачи материала в номер, она уже не могла отделаться от мысли о шести мертвых телах. Нэнси готова была сломаться.

— Сделай перерыв и пойдем со мной, — произнес чей-то спокойный голос. Старый «тренер» снова стоял рядом. Она заколебалась, а он добавил:

— Это приказ.

С необычной для нее кротостью Нэнси встала и последовала за ним.

В конце коридора находилась маленькая комната, обычно запертая. Иногда она использовалась руководством для совещаний. Редактор открыл ключом дверь и пропустил Нэнси вперед.

Обстановка в комнате была удобная, но простая: стол для заседаний, обитые кресла, два шкафа орехового дерева, приятные коричневые шторы.

Другим ключом редактор открыл один из шкафов. Он усадил Нэнси.

— Бренди или виски? Конечно, не лучшие сорта, но все же. Я думаю, бренди.

Нэнси кивнула, не найдя вдруг никаких слов. Шеф налил в два стакана калифорнийское бренди и сел напротив. Когда они немного отпили, он сказал:

— Я наблюдал за тобой.

— Да, я знаю.

— И мы оба думаем об одном. Верно?

Она опять молча кивнула.

— Нэнси, — сказал редактор, — насколько я понимаю, к концу дня ты пойдешь по одному из двух путей. Либо перейдешь черту, что будет означать умственное расстройство и больничную койку дважды в неделю, либо возьмешь себя в руки и оставишь прошлое в прошлом. О первом пути я скажу вот что: это исковеркает тебе жизнь и никому не принесет пользы. Что касается второго, то у тебя есть мужество и разум, на них ты можешь опереться. Но тебе придется принять окончательное решение и не позволять событиям выйти из-под контроля.

Она почувствовала облегчение от того, что наконец-то может сказать вслух обо всем, что ее мучило.

— Я виновата в том, что произошло ночью. Если бы я сказала кому-нибудь о том, что знаю, полиция обследовала бы этот дом на Крокер-стрит.

— Первое утверждение неверно, второе — правильно, — сказал он. — Я не буду пытаться тебя утешать, убеждая в том, что это не останется с тобой на всю оставшуюся жизнь. Думаю, останется. Но ты не первая, кто допустил ошибку, приняв решение, нанесшее ущерб другим. Ты не будешь и последней. Скажу в твою защиту: ты не знала, что произойдет. Если бы знала, то действовала бы по-другому. Так что вот мой совет, Нэнси: посмотри трезво на то, что ты сделала и чего не сделала, и запомни все на будущее. Или забудь. Она молчала, а он продолжил:

— Теперь я скажу тебе еще кое-что. Я занимаюсь этим делом уже много лет. Иногда я даже думаю, что слишком много. Но, по-моему, Нэнси, ты лучший репортер, с которым мне когда-либо приходилось работать.

И тогда Нэнси Молино сделала то, чего никогда, или почти никогда, себе не позволяла в присутствии кого-либо. Она уронила голову на руки и разрыдалась.

Старый «тренер» деликатно повернулся к ней спиной и подошел к окну. Глядя на улицу, вниз, он сказал:

— Я закрыл дверь, когда мы вошли, Нэнси. Она все еще закрыта и будет закрыта, пока ты не будешь в порядке, так что не торопись. И вот еще что: я обещаю, что никто, кроме тебя и меня, никогда не узнает о том, что происходило здесь сегодня.

Через полчаса Нэнси снова была за своим рабочим столом. Она умылась, поправила макияж и теперь писала дальше, полностью контролируя себя.

***

Ним Голдман позвонил Нэнси Молино на следующее утро, после того, как он безуспешно пытался добраться до нее днем раньше.

— Я хотел поблагодарить вас, — сказал он, — за тот ваш звонок в отель.

— Я была в долгу перед вами, — ответила она ему.

— Были или не были, я все равно благодарен. — С некоторой запинкой он добавил:

— Вы раскрутили большую историю. Поздравляю.

Нэнси с любопытством спросила:

— Что вы думаете обо всем этом? Я имею в виду то, что попало в эту историю.

— Бердсона, — ответил Ним, — мне ни капли не жаль, и я надеюсь, что он получит по заслугам. Я надеюсь также, что эта организация, «Энергия и свет для народа», больше никогда не выплывет снова.

— А как насчет клуба «Секвойя»? Вы испытываете те же чувства?

— Нет, — сказал Ним, — не испытываю.

— Почему?

— Клуб «Секвойя» — нечто нужное нам всем. Это часть нашей общественной системы контроля. О, у меня были дискуссии с людьми из «Секвойи». Я думаю, клуб зашел слишком далеко в своем сопротивлении всему, что его не устраивало. Но клуб «Секвойя» выражал общественное мнение, он заставлял нас думать и заботиться об окружающей среде и иногда удерживал нас от излишеств.

Ним сделал паузу.

— Я знаю, клуб «Секвойя» повержен, и я искренне переживаю за Лауру Бо Кармайкл, она, несмотря на наши разногласия, была моим другом. Но я надеюсь, что клуб «Секвойя» не умер. Если так случится, то это будет потерей для всех.

— Ну, — сказала Нэнси, — иной день богат на сюрпризы. — Пока Ним говорил, она быстро записывала. — Могу я цитировать все это?

Он заколебался лишь на мгновение:

— Почему бы и нет?

В следующем выпуске «Экзэминер» она его цитировала.

Глава 8

Гарри Лондон сидел и размышлял, глядя на бумаги, которые Ним показал ему. Он мрачно сказал:

— Знаешь, что я испытываю по поводу всего этого?

— Могу представить себе, — ответил Ним.