— Воздействие на человеческое тело электрического удара всегда непредсказуемо, — сказал хирург. — Часто дело заканчивается смертельным исходом, когда через внутренние органы в землю проходит большой заряд электричества. В случае с мистером Тэлботом этого не произошло, в этом смысле ему повезло. Электрический ток прошел через верхнюю часть его тела и ушел в землю по металлической опоре, пройдя через его пенис.
Послышались изумленные ахи, а затем наступила жутковатая тишина, когда, казалось, никто не смел задать следующий вопрос. В конце концов пожилой репортер все-таки решился:
— Доктор, а состояние…
— Пенис разрушен. Обожжен. Полностью. А теперь извините меня…
Пресс-группа, необычайно подавленная, удалилась. Ним остался. Он представился администратору и справился о семье Уолли: Ардит и Мэри. Ним не видел их с тех пор, как произошел этот несчастный случай, но знал, что скоро должен будет с ними встретиться.
Ардит, как узнал Ним, тоже находилась в больнице.
— Она была в шоке, — сказал администратор. — Полагаю, вам известно, что недавно погиб ее муж. Ним кивнул.
— Молодая миссис Тэлбот сейчас с мужем, но других посетителей к нему пока что не пускают.
Администратор подождал, пока Ним настрочит записку для Мэри, в которой он сообщал, что в случае необходимости можно рассчитывать на него и что при всех условиях завтра он будет в больнице.
В эту ночь, как и в предыдущую, Ним плохо спал. Сцена в лагере Дэвил-Гейта снова и снова возникала перед ним как повторяющийся кошмар.
Утром на третий день он увиделся с Мэри, а потом с Ардит. Мэри встретила его у больничной палаты, где все еще находился на интенсивном лечении Уолли.
— Он пришел в себя, — сказала она, — но никого не хочет видеть. Пока. — Жена Уолли выглядела усталой, но что-то из ее обычной деловой манеры все-таки проглядывало. — А вот Ардит хочет вас видеть. Она знает, что вы приходили.
Ним тихо сказал:
— Полагаю, слова не имеют смысла, Мэри. И все же я очень сожалею.
— Мы все сожалеем. — Мэри направилась к двери в нескольких ярдах дальше по коридору и открыла ее. — Ним пришел, мама. — Она обернулась к нему:
— Пойду к Уолли. Сейчас я вас оставлю.
— Заходи, Ним, — сказала Ардит. Она лежала на кровати одетая, облокотясь спиной на подушки. — Как нелепо, что и я оказалась в больнице, да?
В ее голосе пробивались истеричные нотки, щеки были слишком румяными, а глаза неестественно блестели. Ним вспомнил слова врача о шоке и подумал, что Ардит еще далеко до нормы.
Он неуверенно начал:
— Прямо не знаю, что и сказать… — Он, запнувшись, наклонился, чтобы поцеловать ее. К его удивлению, Ардит вся напряглась и отвернулась в сторону. Он успел лишь неловко прикоснуться губами к ее горячей щеке.
— Нет! — запротестовала она. — Пожалуйста.., не целуй меня.
Озадаченный, не в силах понять ее настроение, он пододвинул кресло и сел рядом с кроватью.
Оба молчали, потом она заговорила полузадумчиво:
— Они сказали, что Уолли будет жить. Вчера мы этого не знали, так что сегодня все-таки значительно лучше. Я думаю, ты знаешь, как он будет жить, я имею в виду, что с ним произошло.
— Да, — сказал он. — Знаю.
— Думаешь ли ты так же, как и я, Ним? О том, почему же это случилось?
— Ардит, я был там. Я видел…
— Я не это имею в виду. Я хочу знать почему. Смущенный, он покачал головой.
— Со вчерашнего дня я много передумала, Ним. И решила, что несчастный случай, возможно, произошел из-за нас — из-за тебя и меня.
Он все не понимал ее.
— Прошу тебя. Ты перенервничала. Это ужасный удар, я понимаю, особенно почти сразу же после Уолтера.
— В том-то и дело. — Голос и лицо Ардит были напряжены. — Ты и я согрешили так быстро после смерти Уолтера. Я чувствую, это мое наказание. Уолли, Мэри, дети — все страдают из-за меня.
На секунду он замер, потрясенный, а потом горячо запротестовал:
— Бога ради, Ардит, прекрати! Это же нелепо!
— Разве? Подумай об этом, когда будешь один, подумай, как это сделала я. Только что ты сказал “Бога ради”. Ты еврей, Ним. Разве твоя религия не учит тебя верить в Божий гнев и кару?
— Даже если и учит, я не принимаю всего этого.
— Я тоже не принимала, — печально проговорила Ардит. — А теперь удивляюсь себе.
— Послушай, — он подыскивал слова, чтобы разубедить ее, — порой жизнь заставляет какую-то семью страдать так, что кажется, будто она палит по ней из обоих стволов, а другие семьи не затрагивает. Это нелогично и несправедливо, но так случается. Я мог бы вспомнить конкретные примеры, как и ты.
— Откуда мы знаем, что те, другие примеры тоже не были наказанием?
— Потому что они не могли им быть. По ошибке ли или по неведению мы можем оказаться не там и не в то время, сделать не то и не так, неужели нам суждено нести за это наказание? Ардит, просто безумие корить себя, во всяком случае, за то, что случилось с Уолли.
— Хочу тебе верить. Но не могу. А теперь оставь меня, Ним. Сегодня днем они собираются отправить меня домой. Встав, он сказал ей:
— Я скоро уезжаю.
— Не уверена, что это нужно, но все же позвони мне.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но, вспомнив ее недавнюю реакцию, отстранился и тихо вышел.