Перегрузка

Мгновенно крик был подхвачен и началась просто какофония фырканья, мяуканья. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене, ожидая, пока улягутся крики. Когда они слегка поутихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.

— Дамы и господа, мои оценки состояния дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многие из вас страстно желают задать вопросы…

Его последующие слова потонули в грохоте, из которого доносились реплики: “Ты чертовски прав!”, “Отвечай сейчас на вопросы!”, “Кончай пороть му-му!”, “Давай о дивидендах!”.

— Я, разумеется, намерен поговорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…

— Мистер президент, мистер президент, о порядке повестки дня!

Через систему громкоговорителей из маленького зала прошел чей-то голос. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, указывавшая, что там кто-то взял микрофон.

— Какова ваша повестка дня? — громко спросил Хэмфри.

— Мистер президент, я возражаю против той манеры, в которой…

Хэмфри прервал его:

— Скажите, пожалуйста, ваше имя.

— Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций да еще двести акций моего клиента.

— Какова ваша повестка дня, мистер Ингерсолл?

— Я и хотел изложить ее вам, мистер президент. Я возражаю против непродуманной организации этого собрания, в результате чего я и многие другие, словно граждане второго сорта, были переведены в другой зал, где мы в полной мере не можем участвовать…

— Но ведь вы участвуете, мистер Ингерсолл. Сожалею, что неожиданно большая аудитория сегодня…

— Я выступаю по порядку ведения заседания, мистер президент, и я еще не закончил. Хэмфри подчинился.

— Заканчивайте свой вопрос, но побыстрее, пожалуйста.

— Возможно, вам не известно, мистер президент, но даже этот второй зал теперь переполнен и снаружи еще много пайщиков, которые вообще не могут попасть на собрание. Я говорю от их имени, так как они лишены своих законных прав.

— Я об этом не знал, — признал Хэмфри. — Искренне сожалею. Наши подготовительные меры действительно оказались недостаточно эффективными.

Какая-то женщина, встав с места, закричала:

— Вам всем надо уходить в отставку! Вы даже не можете организовать ежегодное собрание. Другие голоса поддержали ее:

— Да, в отставку! В отставку!

Эрик Хэмфри крепко сжал губы. Какое-то мгновение казалось, что ему изменяет обычное хладнокровие. Потом, с явным усилием сдержав себя, он заговорил снова:

— Сегодняшнее количество присутствующих, как знают многие из вас, беспрецедентно. И опять его прервали:

— Столь же беспрецедентен отказ от выплаты наших дивидендов!

— Я лишь могу сказать вам, а я собираюсь обязательно сделать это, но позже, что отказ от выплаты дивидендов оказался решением, которое я и мои коллеги приняли с большим нежеланием…

Все тот же голос спросил:

— А вы не пробовали и вашу жирную зарплату урезать?

— ….И полным осознанием, — продолжал Хэмфри, — того неудовольствия и реальных трудностей, которые…

Затем одновременно произошло несколько событий. Большой, мягкий, точно запущенный помидор ударил в лицо президента, разлетелся, и его мякоть потекла вниз, на сорочку и костюм.

Как по сигналу на сцену полетели помидоры, а потом и несколько яиц. Многие в зале вскочили на ноги, несколько человек засмеялись, но большинство было шокировано. В то же время усилился шум за пределами зала.

Ним, стоявший в центре зала, куда он пошел, когда члены правления заняли сцену, искал глазами источник обстрела и был готов вмешаться, как только его обнаружит. Почти сразу же он увидел Дейви Бердсона. Как и до этого, лидер “Энергии” говорил по “уоки-токи”. Ним догадался, что он отдавал приказы. Ним попытался пробиться к Бердсону, но понял, что это невозможно. Теперь в зале царила полная неразбериха.

Вдруг Ним оказался лицом к лицу с Нэнси Молино. На какое-то мгновение она не могла скрыть замешательства. Его гнев выплеснулся наружу.

— Полагаю, вам все это доставляет истинное удовольствие, и вы сможете столь же едко рассказать о происходящем, как и обычно.

— Я лишь стараюсь придерживаться фактов, Голдман. — Самообладание вновь вернулось к ней, и мисс Молино улыбнулась. — Я провожу журналистское расследование там, где считаю это необходимым.

— Ну да, расследование, под ним вы подразумеваете односторонность и язвительность. — Поддавшись настроению, он указал через зал на Дейви Бердсона и его “уоки-токи”. — А почему бы и его не расследовать?

— Назовите мне хоть одну причину, почему я должна это делать?

— Я считаю, что именно он устраивает здесь суматоху.

— Вы в этом абсолютно уверены?

Ним признался:

— Нет.

— А теперь дайте мне слово. Не важно, замешан он тут или нет, этот беспорядок произошел потому, что “Голден стейт пауэр энд лайт” делает не то, что нужно, и многие это видят. Неужели вы не в состоянии посмотреть правде в глаза?

И презрительно взглянув на Нима, Нэнси Молино удалилась.