Перегрузка

Читая эти строки, Ним тяжело вздохнул, потому что действительно хотел увидеть Карен. Он виновато подумал, что все сложности в его личной жизни создавались им самим. С того памятного вечера, когда они с Карен занимались любовью, он появлялся у нее дважды, днем, но эти визиты были краткими, по пути из какого-нибудь одного места в другое. Он-то знал, что Карен жаждала видеть его гораздо чаще. Отсутствие Руфи казалось удобным случаем, чтобы проводить время с Карен более обстоятельным образом, поэтому посещение концерта симфонической музыки, который был призван заменить им вечер у нее дома, несколько успокоило его совесть.

Когда он заехал за Карен, она была уже готова — одетая в праздничное темно-красное платье со скромной ниткой жемчуга на шее. Ее длинные светлые волосы, причесанные и блестящие, спадали на плечи. Мягкие губы и голубые глаза излучали теплоту. Ногти на длинных пальцах рук, лежавших на деревянной дощечке, были покрыты блестящим лаком. Пока они целовались, испытывая сладостную близость друг друга, Ним ощутил тайное желание. Снова заговорила страсть, которая лишь дремала в нем. Он почувствовал облегчение, когда поцелуй прервался. Минуту или две спустя, когда появилась Джози и стала отсоединять инвалидное кресло от розетки, чтобы оно свободнее перемещалось по комнате, Карен сказала:

— Нимрод, ты весь напряжен. Это заметно.

— Да, кое-что случилось, — признался он. — Частично тебе уже известно из газет. Но сейчас только ты, я и музыка.

— И я, — проговорила Джози, подходя к креслу спереди. Помощница-экономка сияла при виде Нима, который явно был одним из ее любимцев. — Но все, что я сделаю, — это отвезу вас обоих. Если через несколько минут вы с Карен спуститесь вниз, мистер Голдман, я успею подогнать «Хампердинка».

Ним засмеялся:

— А, «Хампердинк»! Как поживает твой фургон?

— Пока великолепно, но… — ее лицо помрачнело, — но я волнуюсь за отца.

— В каком отношении?

Она покачала головой:

— Не стоит сейчас об этом. Может, расскажу позже.

Как обычно, Нима поразило, с какой ловкостью, используя только растягивающуюся трубку, Карен вывела кресло из квартиры по коридору к лифту. По дороге он спросил:

— И надолго хватит твоей батареи?

Она улыбнулась в ответ:

— На сегодня я заряжена полностью. Поэтому, если пользоваться батареей для кресла и моего респиратора, вероятно, часа на четыре. После этого мне снова придется подключаться к старой доброй «ГСП энд Л».

Его снова поразило, как Карен цепляется за жизнь, и в этом ей помогает электричество.

— Раз уж мы заговорили о «ГСП энд Л», как твои дела?

— О, их у нас хватает. Растут, как сорняки.

— Нет, если серьезно. Мне интересно знать.

— Ну что тут сказать. Неожиданно наши самые большие тревоги оказались связаны с нефтью, — сказал Ним. — Ты слышала, что сегодня безрезультатно закончились переговоры между ОПЕК и Соединенными Штатами?

— Это передавали по радио до того, как ты пришел. Страны-экспортеры нефти говорят, что не будут больше принимать бумажные деньги. Только золото.

— Они уже несколько раз грозились это сделать. — Ним вспомнил разговор с Эриком Хэмфри и судьей Йелом накануне Рождества. Тогда ситуация с нефтью была тревожной. Теперь же, в марте, она стала просто критической. Он добавил: — На этот раз все похоже на правду.

— Насколько ситуация ухудшится, если импорт нефти прекратится? — поинтересовалась Карен.

— Будет намного хуже, чем считают многие. Больше половины нефти, которую использует Америка, импортируется. Причем восемьдесят пять процентов поступает из стран ОПЕК. Тем не менее даже сейчас нехватка нефти обсуждается главным образом применительно к машинам и бензину, но не к электричеству.

Ним снова задумался, как и под вечер на пути к дому Карен: самая драматическая за все время конфронтация со странами ОПЕК, имеющая даже более разрушительный потенциал, нежели арабское эмбарго 1973–1974 годов, возникла в последние сорок восемь часов. Все догадывались о таком повороте событий, но сравнительно немногие воспринимали его всерьез. Вечные оптимисты, включая занимавших высокие посты, все еще надеялись на то, что развития событий по наихудшему сценарию удастся избежать, что Ниагара импортной нефти так или иначе не иссякнет. Ним в это не верил. Ему пришла в голову мысль, касающаяся Карен. Прежде чем он успел ее произнести, они подошли к лифту и двери открылись. В лифте уже находились мальчик и девочка лет девяти-десяти с веселыми светлыми лицами.

— Привет, Карен, — сказали они хором, когда кресло, а следом за ним и Ним, оказались в лифте.

— Филипп, Уэнди, здравствуйте, — ответила Карен. — Куда-нибудь направляетесь?

Мальчик покачал головой:

— Да нет, просто вниз поиграть. — Он посмотрел на Нима. — А это кто?

— Мой приятель, мистер Голдман. — Она повернула лицо к Ниму: — Это дети моих соседей и друзей.

Они поздоровались. Лифт в это время уже спустился.

— Карен, — спросил мальчик, — можно, я возьму вас за руку?

— Конечно.

Он держал ее руку, нежно прикасаясь пальцами, затем спросил:

— Вы чувствуете?

— Да, Филипп, — сказала Карен, — у тебя такие мягкие руки.