В небольшой комнате для служебных встреч за сценой банкетного зала беспокойно расхаживал взад и вперед Дж. Эрик Хэмфри, просматривая речь, с которой ему вскоре предстояло выступить. За последние три дня было напечатано и перепечатано с десяток вариантов. Даже сейчас, беззвучно бормоча что-то на ходу, он вдруг останавливался и вносил карандашом изменения в последний вариант доклада. Из уважения к поглощенному работой президенту остальные присутствующие в комнате – Шарлетт Андерхил, Оскар О'Брайен, Стюарт Ино, Рей Паулсен и пять директоров – молчали, кто-то готовил в баре напитки.
Открылась дверь, и все повернули головы. В проходе появился сотрудник охраны, а позади него Ним. Войдя, он закрыл дверь.
Хэмфри отложил текст своей речи.
– Ну как?
– Там сплошная толчея. – И Ним кратко изложил свои наблюдения в банкетном зале, резервном помещении и на улице. Один из директоров нервно спросил:
– Нельзя ли отложить собрание?
Оскар О'Брайен решительно замотал головой:
– Не может быть и речи. Собрание созвано на законных основаниях. И оно должно состояться.
– Кроме того, – добавил Ним, – если бы вы это сделали, то начались бы беспорядки. Тот же директор сказал:
– И все-таки мы можем это сделать.
Президент направился к бару и налил себе простой содовой воды, жалея, что это не виски, но соблюдая свое же правило не пить в рабочее время, потом раздраженно сказал:
– Мы же знаем, что это должно было произойти, так что всякий разговор о переносе собрания бессмыслен. Нам только надо провести его как можно лучше. У собравшихся людей есть право злиться на нас и беспокоиться из-за своих дивидендов. Я бы и сам себя так вел. Что вы можете сказать людям, которые, вложив свои деньги в надежные, как они полагали, акции, вдруг поняли, что это не так?
– Вы могли бы попытаться сказать им правду, – сказала Шарлетт Андерхил с раскрасневшимся от волнения лицом. – Правду о том, что в нашей стране нет такого места, где бережливые и работящие могли бы поместить деньги с полной гарантией их сохранности. Такие гарантии компании вроде нашей дать не могут, не дадут их и в банках или при покупке облигаций, где ставка процента не успевает за спровоцированной правительством инфляцией. Это невозможно, ибо вашингтонские шарлатаны выбили из-под доллара почву и наблюдают за его падением с идиотской ухмылкой. Они выдали нам простые бумажки, не обеспеченные ничем, кроме пустых обещаний. Наши финансовые институты разрушаются. Банковское страхование – ФКСД – только видимость. Социальное страхование – провалившаяся фальшивка. Если бы эту операцию провел частный концерн, его управляющие сидели бы в тюрьме. А нормальные, честные и эффективно работающие компании, такие, как наша, ставят к стенке, заставляют делать то, что мы и делаем, и брать на себя ответственность за чужую вину.
Раздались одобрительные возгласы, кто-то захлопал, но президент лишь сухо заметил:
– Шарлетт, быть может, ты произнесешь речь вместо меня? – И задумчиво добавил:
– Конечно, все, что ты говоришь, правда. К сожалению, большинство граждан не готовы слушать и воспринимать правду. Пока не готовы.
– Интересно, Шарлетт, – спросил Рей Паулсен, – а где ты хранишь свои сбережения?
Вице-президент по финансам мгновенно отреагировала:
– В Швейцарии, в этой одной из немногих стран, где пока что правит финансовое благоразумие, и на Багамах – в золотых монетах. Если вы еще не успели, рекомендую побыстрее сделать то же самое.
Ним посмотрел на часы, подошел к двери и открыл ее.
– Без минуты два. Пора идти.
– Теперь я знаю, – сказал Эрик Хэмфри, – что чувствовали христиане, когда оказывались перед львами.
Представители правления и директора быстро вышли на сцену. Как только они уселись, гвалт в банкетном зале быстро прекратился. Затем где-то в первых рядах несколько голосов вразнобой прокричали: “фу!"
Мгновенно крик был подхвачен и началась просто какофония фырканья, мяуканья. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене, ожидая, пока улягутся крики. Когда они слегка поутихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.
– Дамы и господа, мои оценки состояния дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многие из вас страстно желают задать вопросы…
Его последующие слова потонули в грохоте, из которого доносились реплики: “Ты чертовски прав!”, “Отвечай сейчас на вопросы!”, “Кончай пороть му-му!”, “Давай о дивидендах!”.
– Я, разумеется, намерен поговорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…
– Мистер президент, мистер президент, о порядке повестки дня!
Через систему громкоговорителей из маленького зала прошел чей-то голос. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, указывавшая, что там кто-то взял микрофон.
– Какова ваша повестка дня? – громко спросил Хэмфри.
– Мистер президент, я возражаю против той манеры, в которой…
Хэмфри прервал его:
– Скажите, пожалуйста, ваше имя.
– Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций да еще двести акций моего клиента.
– Какова ваша повестка дня, мистер Ингерсолл?