Переяславская Рада (Том 1)

Вытаращив пьяные глаза, полные злобы, глядел на чучело Потоцкий. Чуть заметно подрагивали, больше из учтивости, чем от искреннего смеха, губы венецианского посла графа Кфарца.

Альберт Вимина сидел, выпрямившись в кресле. Постукивал пальцем по бокалу с вином. Не вытерпев, он наклонился к графу Кфарца и сказал:

– Они тешат себя глупостями. Детские забавы. Между тем Хмельницкий готовит им игрушки пострашнее.

Кфарца в ответ только опустил веки. Он полагал, что старый Вимина несколько преувеличивает силу бунтовщика Хмельницкого. Но тут не место было спорить.

Лицедейство кончилось тем, что восковую фигуру, изображавшую украинского гетмана, выволокли во двор и швырнули в костер перед дворцом.

Шляхта шумной толпой обступила костер. Воск растекался в огне желтыми ручьями. Захмелевший адъютант короля ротмистр Бельский приплясывал от радости, хватал за плечи шляхтича Малюгу, кричал на ухо:

– Недолго, мосци пане, жить Хмелю, недолго!

Малюга хохотал.

– И я думаю, пан Бельский, недолго!

– Это сбудется скорее, чем ты думаешь, – погрозил пальцем Бельский.

Он оглянулся и зашептал на ухо:

– Скоро услышишь, как верный человек отправит к дьяволу в пекло проклятого Хмеля.

Малюга только развел руками. Ротмистр понял этот жест, как недоверие своим словам. Сатана! Этот ничтожный шляхтич Малюга слишком много позволяет себе! Он не верит адъютанту короля? Э, видно, слишком спесив стал Малюга с тех пор, как начал играть с королем в шахматы! Но сейчас он, Бельский, собьет с него эту спесь.

Пусть Малюга знает. Вчера при утреннем туалете короля маршалок Тикоцинский сказал в присутствии ротмистра, что Хмеля отправят в пекло. И сделает это верный и отважный человек.

Бельский прямо захлебывался: наконец этот проклятый Малюга поймет, что значит адъютант короля! Чертов шляхтич! Он еще улыбается? Все еще не верит? Хорошо же! Сейчас он заставит его лопнуть от удивления. Пан Малюга может думать хоть год, но не догадается, кто покончит с Хмелем. Женка гетмана – вот кто! А? Съел, пан Малюга?

Мелкие капли пота выступили на лбу у Малюги. Надо было тотчас же бросить Бельского, дворец, Варшаву, мчаться... Надо было... Но Бельский уже смотрел на него трезвым и беспокойным взглядом. Бельский готов был откусить себе язык. Схватив Малюгу за руки, он рванул его к себе. Заглянул в глаза.

– Я ничего не сказал вам, пан Малюга, и вы ничего не слышали. То есть великая государственная тайна. А если у вас длинный язык... – ротмистр выразительно провел рукой по горлу...

Но Малюга хохотал, держась за живот. Смех согнул его пополам.

Задыхаясь от хохота, шляхтич проговорил:

– Представляете себе, пан ротмистр: ночь, он хочет поцеловать ее в губы, ждет ласки – и вдруг нож в сердце. А?

Осторожность снова покинула ротмистра.

– Зачем нож, – прошептал он, – стакан вина, только один стакан вина – и на Украине снова спокойствие, пан Малюга, тишина и спокойствие, и вы – мой гость в родовом маетке Бельских. Это знаменито, пан Малюга!

– Аминь, – говорит Малюга.

Смех исчезает с губ, словно его не было. Только глаза горят. Такого взгляда ротмистр еще не видал у шляхтича Малюги...

Глава 4

Коней пришлось оставить на опушке леса. Дальше дороги не было.

– Лесом, верно, с полмили будет, – пообещал Золотаренко.

Итти было тяжело. Топкая грязь. Талый снег еще лежал в овражках.

Сверху что-то сыпалось – не то снег, не то дождь. Мокрые усы гетмана прилипли к щекам. Пар валил изо рта. Обозный полковник Тимофей Носач дышал громко и хрипло, как загнанный конь. Ежеминутно проваливался в грязь и всердцах клял про себя Золотаренка, который потащил их в эту поездку.

Проклинал непогоду, дождь, снег, ветер, весну – все на свете.

Хмельницкий упрямо шагал вперед. Шли уже добрый час.

– Длинная у тебя миля, Иван, – сказал Хмельницкий, не оборачиваясь.

– За тем холмом, – успокоил Золотаренко.

Он шел на шаг позади гетмана. В спину ему тяжело дышал Носач. За Носачом, прихрамывая на одну ногу, ковылял Капуста. Вчера он упал с коня, мог бы сегодня и не ездить, но не терпелось поглядеть, что это за земля, где железо лежит, как глина, – копай и бери! Плут этот Гармаш, а все-таки польза войску от него будет. Едва сказали гетману, что нашли руду под Черниговом, и что Гармаш ставит на свой счет домницы, он тотчас велел написать купцу охранную грамоту и выдать универсал на послушенство трем ближним селам, чтобы посполитые шли работать на рудню.

Ветер бил в лицо, шумел в соснах. Иван Золотаренко с усилием вытягивал ноги из грязи, говорил на ходу:

– Дело Гармаш начинает большое. Ведаешь ли, гетман, что будет, когда сами сможем из своей руды отливать пушки, ядра?..

– Ведаю, – не оборачиваясь, глухо отозвался Хмельницкий, – ведаю, Иван. Потому и хочу своими глазами увидеть. Ты этого Гармаша знаешь? Нет?

То-то же! Наслышан я о нем. Выговский его весьма хвалит. Чем он ему понравился?

– Денег у него – черти не сочтут... – Золотаренко засмеялся. – Оттого, видно, и писарю по нраву пришелся...

– Все вы на золото падки, – сердито проговорил Хмельницкий.

За холмом лес поредел.