Князь Прозоровский долго не отвечал, а затем гонец привез из Москвы грамоту: в ней воеводам путивльским приказывалось никаких препон людям, идущим с Украины, не чинить. Позволить им селиться в пределах воеводства, а также заохочивать их итти в южные земли.
...Мартына отвели в приказную избу – ждать, пока его позовут к воеводе. За длинным столом, забрызганным чернильными пятнами, сидели подъячие. Отроки в коротких кафтанах подавали им длинные листы бумаги, а от них брали написанные грамоты и относили в смежную горницу. Подъячие жаловались Мартыну:
– Нам от вас, казак, хлопот теперь не оберешься.
Сухощавый дьяк отодвинул от себя оловянную чернильницу и разгладил острую бородку.
– Беда просто, сколько дела!
– А почему? – полюбопытствовал Мартын.
– Месяц назад ваших людей перешло рубеж две тысячи, только списки составили, а теперь урядники стрелецкие доносят – еще пять тысяч...
– Не от хорошей жизни бегут.
– Известно, а нам докука.
Дьяк был недоволен. Мартын начал было ему объяснять, почему бегут люди, но его позвали к воеводе.
Князь Хилков сидел за столом. Перед ним лежали свитки бумаг, книги.
Кивнул головой на Мартынов низкий поклон, просверлил взглядом.
– Писаного ответа полковнику Лаврину Капусте не будет. Пишет, что ты слуга верный, потому скажу на словах. Ты сядь, – сказал воевода мягче и кивнул на стул у стены, – дело тайное, головой отвечаешь...
Мартын осторожно присел на краешек стула и напряженно слушал.
– Дело тайное, то, о чем бил челом Лаврин Капуста от имени пана гетмана, дозволено князем Прозоровским. Людям гетманским вольно итти через русский рубеж. Остальное будет в письме, кое уже везут послы. Понял?
Мартын даже рот раскрыл. Выходило... Но что выходило, подумать не успел, воевода ткнул пальцем, усмехнулся:
– Закрой рот, у меня в светлице мух нет. Бог миловал. Слушай прилежно. Стрельцы на рубеже поймали литвина, переодетого чернецом. В тайном приказе на допросе оный литвин показал: подослан он князем Радзивиллом разведать, не даем ли мы, по повелению его царского величества... – Воевода встал, словно в эту минуту на пороге появился царь, и Мартын тоже поднялся вслед за ним. Помолчав, воевода сел и продолжал:
– ...не подаем ли мы помощь оружием гетману Хмельницкому. Оный литвин на другом допросе сказал: король Ян-Казимир выдал новый виц на посполитое рушение. Заруби на носу, грамоты о том не даю, передашь полковнику Лаврину Капусте. А боле пока не ведаю. Уразумел?
Мартын хотел ответить. Нетерпеливым жестом воевода остановил его:
– Чина не знаешь! Много воли взяли при гетмане! Еще князь не дозволил тебе говорить. Слушай дальше: людей, кои идут с Украины, велено князем Прозоровским селить кучно, – мужиков в глубь царства не пускать и, когда они потребны будут гетману, пропустить через рубеж назад. Понял?
Князь Федор Хилков остался доволен. Гонец Капусты – толковый парень.
Слово в слово повторил все, что сказал ему воевода.
– Скажешь пану Капусте – как снег выпадет, у нас охота хороша, зело рад буду с ним на досуге побыть.
– Скажу, ясновельможный князь.
Мартын низко поклонился.
– Это по чину, – воевода довольно кивнул. – Ступай.
Мартын, кланяясь, отступил к порогу, вышел. Воевода хлопнул в ладоши.
В проем дверей скользнула борода.
– Гаврилу!
Дверь скрипнула, и немного погодя дьяк, который жаловался Мартыну, переступил порог, держа в руке свиток бумаги.
– Списки готовы? Читай-ка!
Дьяк откашлялся, развернул свиток. Склонив голову набок, прочел гнусаво:
– Нынешнего года, месяца сентября, в день двадцать третий, били челом на вечное подданство тебе, государю, еще двести украинцев, имена и прозвища коих называем: Лукашко Кириленко с женою и тремя детьми, Павло Мрачко с женою, двумя сынами да матерью, Афанасий Стука без женки...
– Балда! – разгневался князь. – Что плетешь?
Дьяк качнулся от резкого окрика.
– Как пишешь? Афанасий Стука без женки... По кнуту спина соскучилась?
Читай дальше, бочка!
Дьяк продолжал гнусавить долгий перечень имен, а когда список окончился, воевода приказал:
– Садись, пиши.
Пока дьяк устраивался, князь Хилков, опустив веки, поглаживал широкую бороду.
Выходило неплохо. Будут премного довольны им в посольском приказе.
Может, фортуна улыбнется и дадут ему воеводство покраше. Надоели вечная докука и заботы. Покачиваясь с боку на бок, воевода сиплым голосом диктовал: