Переяславская Рада (Том 1)

– Теперь не станет, святой отец! – с жаром воскликнул Тикоцинский. – Теперь, когда так удачно распределены кварцяные войска, иное дело. Едва только наш король выдаст указ о посполитом рушении и коронный гетман ударит на Хмеля с запада, мы всадим ему нож в спину, мы это сделаем как следует. Верьте мне, пан отец!

– Но это надо сделать, пока он не объединился с московитами, сделать как можно скорее и хорошо подготовиться к этому, – заметил Бжозовский. – Сам святой папа заинтересован в том, чтобы ускорить конец Хмельницкого и всей его голытьбы.

Еще долго наставлял ксендз Тикоцинского, и полковнику казалось, что святой отец слишком уж преувеличивает опасности. Он уже не с таким интересом слушал сентенции ксендза. Чтобы перевести разговор на другое, рассказал о Гармаше. Ксендз одобрил решение.

– Надо найти общий язык с зажиточными хлопами. От этого многое зависит. Но там, на гуте, тоже надо сохранять осторожность. Порою лев должен походить на ягненка, – ксендз впервые за весь вечер улыбнулся, – чтобы потом неожиданно показать свои когти... Кстати, и в Киеве надо вам укреплять свои позиции, пан полковник. Войт человек рассудительный...

– О, я с ним уже столковался, он очень недоволен казаками... и Мужиловским.

– Этого Мужиловского хорошо бы приручить.

– Невозможно, пан отец. – Тикоцинский пригубил бокал, вино было терпкое и щипало язык. – Венгерские вина, пан отец, по-моему, наилучшие.

Ксендз удивленно поглядел на Тикоцинского. И такому легкомысленному шляхтичу коронный гетман поручает важные дела? А тот, догадавшись, что упоминание о вине было неуместно, смешался. Поспешно сказал:

– Покорно прошу напомнить коронному гетману, дабы ускорил присылку сюда немецких рейтар. Хорошо бы, если бы до первого снега они уже были здесь.

Ксендз кивнул головой.

– Вы о Мужиловском подумайте, сын мой! Человек просвещенный, имеет знакомства при императорском дворе, люто ненавидит нас, и Хмельницкий весьма его уважает. Он у него первый дипломат. Ездил в прошлом году в Москву. От него многое узнать можно.

– Пробовал, – развел руками Тикоцинский. – Больше молчит. Скажет за час одно слово – и то хорошо.

– Пытайтесь, сын мой, весьма советую приложить все усилия. Это было бы великое дело.

– Может быть, через Выговского попытаться склонить этого отъявленного схизматика?

– Напрасная будет попытка, сын мой. Выговский с ним, как два медведя в одной берлоге. К тому же генеральный писарь теперь на подозрении у Хмельницкого. Лучше его под удар не ставить, он еще нам пригодится.

***

...Ночь зажгла в темном небе зеленоватые огни звезд. Сырой туман полз от Днепра. Подол, повитый мглой, колыхался, как марево.

На Печерске, в палатах митрополита Сильвестра Коссова, окна были ярко освещены. У митрополита был в гостях Силуян Мужиловский. Коссов, одетый в широкую черную рясу, ходил по горнице, говорил взволнованно и много.

Наклонившись над столом, Силуян Мужиловский молча слушал.

– Бог свидетель моему искреннему отношению к гетману, – говорил митрополит. – Я дал ему мое благословение, когда он начал великое дело во имя веры. А что с ним теперь сталось? Не пойму! От встречи со мной уклоняется. Посполитые обиды чинят мне. На митрополичьих землях универсалам гетмана не подчиняются... Более того, стало ведомо мне от одного гетманского державца («Уж не от Выговского ли?» – подумал Мужиловский), что гетманом говорено: «Универсалы пишу для виду, а перышки у Коссова пощипайте». Богомерзкие слова! Неужели мог такое сказать гетман?

Коссов поглядывал на Мужиловского. Ожидал – быть может, от него услышит о замыслах Хмельницкого.

– Не верю, чтобы гетман мог придать значение всяческим сплетням («Выходит, ты все-таки задумал что-то», – усмехнулся про себя гость). Но как дальше жить? Шляхта, как поток, снова заполонила Киев. Гетман в Москву посольство шлет, а со мною, митрополитом, не советуется. Послал ему письмо, так вот что он отписал, гляди.

Митрополит подошел к шкафу, взял с полки сверток пергамента, развернул, ткнул пальцем.

– Видишь, что написано? Читай вслух. И не стыдно ему?

– "Грамоту твою, – читал неторопливо Мужиловский, – тебе возвращаю, ибо именуешь меня, митрополит, недостойно моего сана. А надлежит тебе именовать меня: «земли нашей отец и повелитель».

– Да, рука гетмана, – подтвердил Мужиловский.

– Его, а то чья ж? Не Выговский писал!

Может быть, когда-нибудь, в другое время, Мужиловский посочувствовал бы митрополиту. Но теперь нет. Он будет молчать и слушать. И когда митрополит снова заговорил о московских делах, Мужиловский понял, куда он клонит.

– Должен ведь гетман меня, владыку церкви православной, спросить?

Должен?

Полковник от ответа уклонился. Коссов грустно покачал головой.

Неизвестно для чего, сказал:

– Я Могилянской печатне приказал начать печатать жизнеописание гетмана и его благословенных походов за веру, а он... бог видит правду.

Бог свое слово скажет...

Мужиловский наклонил голову в знак согласия.

Так и не вышло толку из этой беседы. Митрополит понял: от Мужиловского он ничего не добьется.

Полковник возвращался домой в карете. Конная стража скакала по бокам.