Переяславская Рада (Том 1)

– К Чарноте иду, – объяснил Выговский. – Как будто проясняется...

– Еду в ханский табор, к гетману. Ну, прощевай!

Всадники протопали и исчезли во мраке. Дальше Выговский и его спутник шли молча.

– Не в ту сторону идем, – беспокойно прошептал шляхтич.

– Так вернее, тут стражи нет, – пояснил Выговский. – Вот, спустимся в этот яр и выйдем на дорогу. Дальше можете итти один. Вот тропка.

Он взял шляхтича за руку. Тропка сбегала круто вниз. Оттуда повеяло прелыми листьями, где-то вблизи журчал ручей.

– Куда это мы попали? – забеспокоился шляхтич. – Я отсюда не выберусь, пан Выговский.

– Ишь, какой вы пугливый. Не беспокойтесь, за яром дорога как ладонь.

Выговский осторожно спускался. Слышал за спиной прерывистое, беспокойное дыхание.

– Одну минутку, – сказал Выговский хрипло, пропуская шляхтича вперед.

– Сдается, тут направо...

Шляхтич, как слепой, расставил руки. В тот же миг он почувствовал, как что-то острое вонзилось ему в спину, и он упал лицом в мокрую траву.

Выговский выдернул кинжал и еще раз изо всей силы ударил шляхтича.

***

На рассвете генеральный писарь сидел в своем шатре. Сквозь разрез шатра скользил солнечный луч. Июльский день обещал тепло и хорошую погоду.

Выговский чувствовал, как постепенно спокойствие наполняет его сердце. Не стало шляхтича и не стало опасности. Все исчезло, словно дурной сон.

Судьба скороспелого гетмана Забузского не могла привлекать его. Он чувствовал всем существом своим, что еще не настало его время.

Позавтракав, генеральный писарь выехал в ханскую ставку, где утром должен был состояться совместный военный совет. Солнце рассеяло сизую завесу туч. С востока шел погожий день.

***

...Шляхтича Ясинского тщетно ждал в Топорове, в королевском лагере, преподобный отец Лентовский.

Шляхтич Ясинский в Топоров не вернулся.

...Утром двадцать восьмого июля канцлер Юрий Оссолинский в походной королевской канцелярии вручил православному шляхтичу, сотнику Забузскому, гетманские клейноды. Хмурый, приземистый сотник Забузский, преклонив колено, принял обеими руками булаву, поцеловал ее. Дрожащим голосом принес присягу на верность королю и Речи Посполитой.

По окончании церемонии князь Четвертинский сказал канцлеру:

– После того, как мы дали хлопам нового гетмана, они поймут, что Хмеля мы считаем вне закона... Теперь можно было бы его отравить, если бы нашелся храбрый и решительный человек...

Ксендз Лентовский, присутствовавший при этом, возвел глаза к потолку и пошевелил тонкими синими губами.

Шляхтич Малюга стоял поодаль. Он не вмешивался в беседу вельмож. Он стоял и молчал. Был он тут по распоряжению ротмистра Бельского, ожидая – может быть, его призовет к себе король.

В одиннадцатом часу утра король Ян-Казимир сел завтракать.

В это же время в шатре хана Ислам-Гирея начался совместный военный совет гетмана, хана, полковников и мурз.

Оставив достаточно войска под Збаражем, главные силы Хмельницкого и хана тайно снялись с места и быстрым маршем вышли на Зборовский шлях.

У гетмана были верные сведения о том, что король с армией намерен переправиться на левый берег Стрыпы. Капуста, прискакавший ночью, заверил гетмана, что это именно так. Значит, теперь оставалось выйти на выгодные позиции и одновременным внезапным ударом двух армий уничтожить войско короля, или принудить его к полной капитуляции.

Гетман хмуро глядел на визиря Сефер-Кази, путано и хитро излагавшего условия совместного наступления. Было от чего хмуриться: ночью стало известно о гибели Морозенка под стенами Збаража.

«Нынче Морозенко, вчера Бурляй, а еще сколько сотен казаков...» – подумал скорбно гетман, и сердце его налилось лютой ненавистью к ханскому визирю, ко всем этим внешне угодливым мурзам, к хану, который в первую же удобную минуту, едва только почувствует, что перевес на стороне короля, предаст... О, в этом Хмельницкий был уверен!

Визирь настаивал: казаки должны действовать особо, ханская орда – особо.

Хмельницкий усмехнулся. Не удержался, чтобы не сказать:

– Если ударим успешно, тогда и вы поможете, а если конфузия получится, тогда первые коней повернете. Так тебя понять, Сефер-Кази?

– Как угодно, как угодно тебе, ясновельможный гетман, – бесстрастно ответил визирь.

Хан спросил:

– Что думает великий гетман, мой сердечный друг и храбрый союзник?

Хмельницкий поднялся. Не хотелось раскрывать им свой замысел, но иного выхода не было.

– Великий хан царства Крымского, – раздельно проговорил гетман, подчеркивая свое почтение к хану. – На левом берегу Стрыпы, возле Зборова, есть густой лес. Я те места хорошо знаю. Наше войско главными силами должно стать в том лесу. Король с армией на правом берегу. Он должен переправиться через реку, – это единственный путь к осажденному Збаражу.

Справа от Стрыпы овраги, там я поставлю конницу полковника Данилы Нечая, десять тысяч сабель, и там же должна стать конница перекопского мурзы Карач-бея по твоему приказанию, великий хан. Твой брат Нураддин с конницей и пушками станет слева, за селом Вилки. Иван, карту, – приказал гетман.

Выговский развернул желтый лист пергамента и держал его обеими руками перед собой.