Читаем Переяславская Рада (Том 1) полностью

Богданов молчит, выжидает. Наир-бей осторожен, такая слава у него среди европейских дипломатов. Об этом знают Вимина, Богданов. Вслед за появлением Наир-бея возникают новые заговоры. Так всегда. Недаром его называют указательным пальцем султанской руки. Теперь этот палец устремлен на Чигирин – резиденцию гетмана Украины. Вот отчего беспокойство охватило венецианца, вот отчего боярин Бутурлин шлет Богданову грамоту за грамотой, требует обстоятельно и доподлинно разведать замыслы Наир-бея. А как эти замыслы разведаешь? Хорошо боярину Бутурлину в Москве. Сидит теперь в Кремлевской палате... Прохлада, покой, скрипят перья писцов. А тут, в Чигирине, непременно станется какая-нибудь заковыка. Едва удалось подбить венецианца на эту встречу. А что с нее толку?

– Не верю, чтобы польский король отважился на новую войну, – степенно говорит Богданов. – Украину воевать теперь ему опасно, ибо неведомо, как на то Москва взглянет.

Хоть и велено посольским приказом про цареву высокую волю ни с кем, кроме гетмана, речей не вести, но не выдержал Богданов.

Наир-бей, усмехнувшись, заметил:

– Царю Алексею от Литвы можно ждать беды. Денно и нощно надо смотреть за Радзивиллом.

– Понадобится, – спокойно молвил Богданов, – двести тысяч ратных людей поставит Москва.

Вимина прислушивался. Теперь он мог молчать. Казалось, его надежды оправдывались. Рыба сама шла на крючок. Вот уже она жадно схватила наживку, еще миг, еще один миг... Он слегка наклонился вперед, словно держал в руках удилище. Еще один миг...

– Жара какая, – вдруг сказал Богданов, – и тут жара, нигде не скроешься от нее. Пора дать отдохнуть любезному хозяину.

Пухлые короткие пальцы турка застыли. Он смотрел куда-то в сторону, поверх кустов. Беседа исчерпалась. Вимина вздохнул, из вежливости пригласил еще посидеть. Хорошо задуманная конференция заканчивалась неудачей. Что ж еще придумать? О замыслах гетмана насчет Москвы мог сказать лишь сам гетман. А то, что он скажет, Вимина знал хорошо.

Вишня рассыпала белый цвет. За высоким тыном посольской усадьбы шумела улица. Послы склоняли друг перед другом головы, прижимали руки к груди, приятно улыбались. Мед и молоко струили из глаз. Богданов сел в открытый возок. Приказал вознице ехать. Лошади резво взяли с места. Пыль поднялась облаком, заволокла роскошную карету Наир-бея. Слуги подхватили турка под локти, посадили в карету, задернули занавески. У ворот стояли любопытные. Коренастый дядько посмеивался в усы:

– Вишь, басурман! Бородатый, а в бабской одеже!

Караульный казак погрозил ему кулаком:

– Замолчи. О ком языком мелешь? Не видишь – посол!

Дядько притих и исчез в толпе.

Карета тронулась. Добрые кони легко несли ее. Наир-бей смотрел на улицу сквозь щель в занавесках. Да, немалого достиг Хмельницкий. Не тот был Чигирин всего два года назад. Не узнать теперь города.

Среди садов возвышались прочные дома с крышами на заморский манер.

Длинной цепью растянулись торговые каменные строения. По улице шел караван. Верблюды лениво перебирали ногами, месили дорожную пыль, серые от пыли бурнусы арабов колыхались над горбами, точно шатры. Наир-бей приподнял занавеску, поманил пальцем араба в чалме, который вел на поводу верблюда.

– Куда путь держите?

– В Египет, ясный бей, – поспешно и угодливо ответил араб.

У него было сморщенное, точно обожженное огнем, лицо и высохшие руки, которые он прижимал к груди.

– Что везете?

– Шелк, ваша милость.

– Не чинят вам препятствий казаки?

– Нет, ваша светлость, пальцем не трогают.

– Да поможет вам аллах!

Наир-бей опустил занавеску. Карета двинулась дальше. Турок сидел на подушках выпрямившись, закрыв глаза, мыслями возвращаясь в сад венецианского посла, к недавней беседе.

...Вимина после отъезда послов диктовал письма. Одно – в Венецию, великому дожу, другое в Варшаву – Послу графу Кфарца. Жаловался: «Срок моему посольству прошел, обещанных вами пятидесяти тысяч талеров не получил. Отсутствие денег многому препятствует. Еще месяц принужден буду жить иждивением правителя Украины – гетмана Богдана». Далее шел длинный, старательный перечень всяческих мелочей. Писал посол о деревьях, впервые увиденных на Украине, о всяких украшениях и сосудах. Письмо было обычное.

С рассветом гонец повезет его в Варшаву. Но ночью синьор Вимина напишет второе письмо, подробное и более значительное.

Продиктовав письма, Вимина приказал закладывать карету и уселся перед зеркалом, расставив на столике флаконы с благовониями. Два камердинера держали наготове шитый золотом камзол и черную широкополую шляпу. Посол собирался посетить генерального писаря. Натирая благовониями бородку и усы, он представлял себе до мелочей эту предстоящую встречу в генеральной гетманской канцелярии. Что мог он предложить Выговскому, кроме обещаний? И чего стоят обещания? Одно суесловие. А теперь доподлинно известно:

Наир-бей не одними словами привлекал на свою сторону генерального писаря.

Вимина вздыхает и всердцах проливает на ладонь больше, чем нужно, ароматной розовой воды.

Глава 2

Душный день раскинул свой солнечный шатер над гетманской столицей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза