Ехали мы долго, и, трясясь в кабине «Опеля», я от нечего делать принялся соотносить окружающую местность с имевшейся картой. Постепенно пришло понимание, что мы не столько едем на север, сколько забираем на запад, фактически делая круг. Причем по левую руку у нас был тот массив, куда, как рассказал мне Тотен, они отправили пару дней назад хватких парней из «Гроссдойчланда». «Неужели Саня решил сработать „полисьи“, посчитав, что если немцы в какомто месте нас уже искали, то снова не вернутся? Хотя проблемы особой в этом нет – не то время, чтобы гонять элиту Вермахта по буеракам. Они же считают, что еще чутьчуть – и Москву возьмут. А для последнего рывка „великогерманцы“ гораздо нужнее… Ой, мля!» – Грузовик подпрыгнул на особо глубокой рытвине, я машинально попытался упереться и дернул левой, зафиксированной рукой, отчего травмированное плечо пронзила резкая боль, сбившая меня с мысли.
– Осторожнее, товарищ старший лейтенант! – Мишатанкист, сидевший за рулем, придержал меня за ремень портупеи.
– Спасибо, Миша! А то никак не приноровлюсь, – поблагодарил я.
– Да я вообще удивляюсь, что вы скачете. В лагере контуженый были, теперь вот два ранения. Лежали бы себе в кузове…
– И гнили, да? – Улыбка вышла кривоватая, но и ситуация к безудержному веселью не располагала.
– Ну зачем вы так?
– А чего ты «выкаешь», а? И заботу как о родственнике предпенсионного возраста выказываешь? И учти, что в кузове значительно жестче и держаться не за что.
– Да не, я ничего, – буркнул танкист.
– Слушай, а ты не в курсе, у нас никто цирюльному ремеслу не обучен?
– А старшина?
– Он только наголо может, а тут немецкую стрижку воспроизвести надо.
– Семен могет.
– Точно?
– Он рассказывал, что в детстве в цирюльне работал, – неуверенно ответил Миша.
– Ладно, попытаем.
Машины нашей небольшой колонны между тем продолжали прыгать на кочках грунтовки. За окном сосновые леса сменялись болотинами, утыканными мертвыми березами и заросшими густым кустарником. О войне не напоминало практически ничего. Это, конечно, если забыть, что одеты мы в мышиносерые кителя, а на сиденье между нами лежит немецкий автомат. А ведь до этого, в более обжитых, если так можно выразиться, местах на глаза регулярно попадались приметы свалившейся на страну беды: остовы брошенной техники, дорожные указатели на немецком, сгоревшие избы в деревнях и поселках, то здесь царила какаято застывшая безмятежность. «А ведь до Могилева километров пятьдесят… И бои за него шли дай боже… Эх, жаль, что я про его оборону практически ничего не помню… Вроде его войска Гудериана брали, а как – ни малейшего понятия. Константин Симонов еще про эти бои писал, корреспондентом его туда послали, а в голове пустота… Но чует мое сердце, дальше еще хлеще будет – что да как на фронте случится, по обрывкам из учебников уже не угадаешь. Интересно, смерть Гиммлера не повлияла на решение Гитлера повернуть „быстроногого Гейнца“ на юг и послать один из корпусов Гота под Лугу?»