Переиграть войну! Пенталогия (СИ)

– Пожалуй, ты прав! А вот представь, что мы в свое переоденемся, деревню захватим, бургомистра на осине подвесим… И ты, такой красивый, «шпалами» сверкая… А?

– Антон, ты чего? Война же!

– А что война? Жрешь ты, как и я, невзирая ни на какую войну, разве не так?

– Сравнил тоже… Без еды как воеватьто?

– Без женской ласки тоже сложно. Помнишь, как Славка Трошин поменялся, когда с Мариной зазнакомился? Тото же! Тебе же сам бог велел – молодой, неженатый! – Однако развивать тему я всетаки перестал, отчасти потому, что Дымов особо не повелся, отчасти изза того, что впереди показался сельсовет. Не то чтобы я испугался местной власти, но административное здание – это вам всетаки не пустынная деревенская улица, и поскольку говорилито мы порусски, шанс, что ктонибудь это услышит, возрастал.

На лавочке возле входа сидел молодой парень в хорошем двубортном пиджаке, не подходившем ему как минимум на два размера. Левый рукав был перехвачен белой повязкой, отчего казалось, что бицепс этой руки уродливо перекачан. Ансамбль дополнялся засаленной кепкой и парой глубоких царапин на щеке. На коленях «суровый боец» держал обрез «трехлинейки», изза чего напомнил мне персонажа одной из первых серий знаменитого сериала «Рожденная революцией». Той, где главный герой приезжает в деревню бороться с кулацким подпольем. Увидев нас, парень вскочил:

– Добренького утречка, панове официры!

– Guten Tag! – пока я размышлял, реагировать на приветствие или нет, ответил Дымов. – Sprechen Sie Deutsch? [280]

Если судить по квадратным глазам и бараньему выражению на лице, парнишка ничего не понял! Надо Лешке наколку дать.

– Burgmeister! Schnelle! Schnelle!

Парень осклабился, попутно продемонстрировав рот – «мечту жадного стоматолога», и затараторил:

– Так нет его! Нету! На лесопилку уехал! Да, на лесопилку! – При этом он стащил с головы кепку, руками показывал направление на этот объект лесного хозяйства, демонстрировал нам свое уважение, ежесекундно кланяясь, и вообще вел себя, как Марсель Марсо на стимуляторах!

«Ого, какая буря чувств!» – подумав это, я просто обошел его, словно он был неодушевленным предметом, столбом там или клумбой, и направился к крыльцу. Зельц врубился с полоборота и, обогнав меня, почтительно распахнул дверь.

Не знаю, насколько подобное поведение соответствовало представлениям охранника, но он даже не дернулся, просто еще несколько раз повторил, что бургомистр в отъезде.

Мне же это только на руку, дорогой! Вдруг бумажку какую интересную этот ваш бургомистр на столе забыл, да и в целом неплохо посмотреть, как новая власть живет.

Пока Лешка весьма грамотно заблокировал сунувшегося вслед за нами сторожа, я быстро прошел по короткому коридору и толкнул дверь с пришпиленным листом бумаги, на котором плакатным пером аккуратно было выведено «Бургомистр». На двух языках, причем надпись латиницей была сделана готическим шрифтом и превосходила размерами русскую раза в два.

«Да уж, Чувство Собственной Важности у гражданина Акункина зашкаливает. Впрочем, это и из рассказов Тотена было понятно, надпись – лишь подтверждение… – рассуждая таким образом, я быстро осматривал „кабинет“. – Портрет фюрера он где, интересно, раздобыл? О, и даже бюст! – Названный предмет стоял на столе „градоначальника“. Единственное, заметить его сразу было сложно, поскольку голова гипсового Гитлера едва ли превосходила размеры детского кулака. – Наверное, у когонибудь из солдат сменял на поллитру, – не думаю, что оккупационные власти уже начали выдавать местным предметы наглядной агитации. Хотя с этого германофила станется».

– Herr oberlieutenant komm zu mir! [281]– сохраняя конспирацию, позвал Зельц. Конечно, выговор у него недотягивал не то что до тотеновского, но и даже до моего, да и без «bitte» фраза звучала несколько невежливо, тем не менее в отсутствие людей понимающих должно вполне проканать.

А позвал он меня потому, что нашел на втором столе весьма интересную штукенцию:

«До особого распоряжения запрещается частным лицам:

а) ездить по железной дороге;

б) находиться на железнодорожных путях;

в) впрыгивать в поезд на ходу;

г) влезать в поезд во время стоянки.

В случае нарушения этого запрета германской охране дано распоряжение пользоваться огнестрельным оружием»,

– было написано на большом, примерно шестьдесят на сорок, листе фанеры. Причем перед тем, как нанести все тем же плакатным пером текст, неизвестный художникоформитель не поленился загрунтовать деревяшку белилами.