— За несколько часов пребывания на чужой планете ты ни для кого не представляла опасности или угрозы, — начал он излагаться туманно. — Ты безобидна для окружающих, а значит с тобой не должно возникнуть проблем, — это не аргумент. — И мы все же надеемся на то, что ты все-таки вспомнишь хоть что-то о своем пребывании на корабле, а уничтожать заведомого информатора непредусмотрительно, — вот с этого и нужно было начинать. Им просто нужна важная информация, но я точно знаю, что ни хрена не знаю, но об этом я естественно умолчу. Целее буду. Пусть тешат себя надеждами о том, что с меня что-то можно взять. — И последнее, — он выдержал паузу. — Важное лично для меня — ящер задорно подмигнул. — Ты мне понравилась, — с этим тоже все понятно. Мужской интерес на лицо, вот только «лапочка» ты точно не в моем вкусе. — Невозможно пройти мимо тебя, — его губы были в нескольких миллиметрах от моего уха. — Там на корабле, почему я сразу не обратил внимания на такое явное различие между анварадами? — он резко отстранился и прошелся рукой по гребню на своей чешуйчатой голове. — Предположил, что ты чей-то смесок, но никак не иная, новая раса, попавшая сюда по стечению обстоятельств. Ты одна в целой вселенной и будешь принадлежать мне, — ага, мечтая чешуйчатый.
— А если я ничего не вспомню? — решила увести разговор в другое менее щекотливое русло. — Меня убьют?
— Нет, — отрицательно мотнул головой. — Зачем? Будешь жить со мной, — и сказано было так, будто другой вариант не рассматривался. Мне бы его самоуверенность. — Как называется твоя раса?
— Я человек, — с гордостью проговорила, а в носу нещадно нарастал свербеж. — Аа-апчхи, — ну, вот, теперь заболею. Наверняка, это последствия «купания» в фонтане. Но чего уж теперь. На меня удивленно посмотрели, а я вздернув носик произнесла. — Что? Чихать нельзя?
— Можно человек, — ответил ящер, задумчиво осматривая меня. — Я эр Лайос Зе Рорг, — улыбнулся мне челюстью человекоящер.
— Лазовская Азарина Александровна, — представилась в ответ. Пока поиграем в его игру, притупим бдительность, а там посмотрим.
— Стыдно признаться… — он собственнически приобнял меня за плечи и прошептал на ухо. — Но я не знаю, что такое «чихать», — я вывернулась из объятий и недоверчиво посмотрела. У них разве не болеют?
— Это первые признаки заболевания организма, — как можно точнее описала я. С меня не убудет информации, а вот его морда вытянулась.
— Поясни.
— В моем случае, катализатором послужило омовение в местном фонтане с холодной водой, — он нахмурил свой чешуйчатый лоб, переваривая вышесказанное.
— У вас человеки болеют? — удивился он.
— Люди, — поправила я его, пожав плечами. — Всегда болеют и не редко от своих болезней умирают, так как иногда просто нет средств или самих препаратов на соответствующее лечение. Не смогли создать, — ведь ни от рака, ни от СПИДа так и не нашли вакцину.
— И ты тоже болеешь? — это тревога в голосе?
— Ну, если не приму противопростудное, то да заболею, — блин, вроде взрослый мужик, а таких элементарных вещей не знает. Хотя с их технологиями, болезней наверное у них и нет. — Чихание — это первый признак простуды. Далее последует насморк, кашель, воспаленное горло, головокружение, — перечисляла я. — Ломота в теле, высокая температура, которая просто сжигает человека заживо, — по мере того, как я говорила, у Лайоса все больше и больше округлялись глаза от удивления. — И если вовремя не принять меры, то да, можно умереть, — мало что ли грипп или менингит, или пневмония унесли жизни людей? Даже с соответствующим лечением. Вот и мне бы сейчас таблеточку принять. — А-апчхи, — да что ж такое-то, хлюпнула я носом.
— Ты не умрешь, — сказал, как отрезал. Да я и не собираюсь. Мне бы сейчас в тепло и ножки в горчице попарить, над картошечкой подышать. Народные методы всегда помогали. Я мечтательно прикрыла глаза. — Мне очень жаль, что твоя раса настолько уязвима, но с нашими технологиями ты избежишь смерти от болезней, — я приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть не шутит ли он, но нет, мужчина очень серьезно настроен меня излечить. Хотя, почему бы и нет? У них есть возможности, у меня желание, чтобы не валяться целую неделю с температурой. Пока решается моя судьба, нужно быть в уме и добром здравии. Только узнаем, как тут их лечат, а там решим что делать.
Нда, эта ночь самая длинная в моей жизни. Тут даже сутки не двадцать четыре часа, а тридцать шесть. Очень трудно организму перенастраиваться на новый лад, но выбора нет, ведь дорога домой для меня навсегда закрыта.