Так зачем я еду на дачу будущего эмигранта? Затем, что нужно дать знать всем: да, Чижик готов купить мебель. Но только хорошую мебель. И цена по взаимному согласию, которое есть непротивление сторон. В очередь, сукины дети, в очередь! Чижик разборчив и скуп!
Но перед Виктором Луи своих коварных замыслов я не открывал. Я – нечаянно пригретый славой провинциал, от которого всем должна быть польза, в том числе и ему, Виктору Луи. Пусть думает так.
– Нравится? – спросил журналист.
– Что – нравится? – по-деревенски переспросил я.
– Машина.
Мы ехали на «Порше» – двухдверном кабриолете, небольшом, их ещё называют спортивными.
– Интересная, – вежливо сказал я. На самом деле в нём было тесно как в хрущевке после сталинки «ЗИМа». Особенно тесно сейчас, зимой: журналист в дубленке, я в пальто, что привез из Парижа.
– На хорошей дороге развивает все двести пятьдесят в час, – с гордостью сказал Луи.
Дорога, по которой мы ехали, была хороша. Лучше, чем между Сосновкой и Чернозёмском. Свободна от снега, и видно, что чистят её регулярно. Москва же! Но журналист не гнал, ехал на семидесяти, за что я был признателен.
– У нас в Чернозёмске до двухсот пятидесяти не разгонишься. Негде, – ответил я.
– Да и тут негде, – ответил журналист, – а просто приятно знать, что – можешь! Я её купил за деньги от «Двадцати писем другу», кстати.
– Вы писатель? Не читал, извините. Не попадалась.
– Да и не могла попасться. Нет, писал не я. Светлана Аллилуева.
– Аллилуева?
– Дочка Сталина. Я помог ей с публикацией, получил комиссионные, и купил её. «Порше».
– Её? Порше – она?
– Машина – она. Я с детства привык – машина. Не автомобиль. Мечтал о машине. В Москве тогда были «Паккарды», «Кадиллаки», «Мерседесы»…
– В Москве?
– В посольствах. Не мог налюбоваться. И мечтал – о «Мерседесе». Все смеялись, конечно. А вот же – теперь у меня два «Мерседеса», и «Бентли», и «Порше», и много чего…
Интересно, как ему удалось зарегистрировать на себя столько автомобилей? Виктор, вероятно, ждал от меня подобный вопрос, и потому я задавать не стал. Будет нужно – спрошу у Тритьякова.
Не дождавшись, Виктор спросил:
– А вы как, не думаете купить что-нибудь особенное?
– Особенное – вряд ли.
– Ну, у вас же «ЗИМ», тоже не рядовая машина. Просторная, я бы сказал – вальяжная.
– «ЗИМ» мне от дедушки достался, я его не покупал. Хорошая машина, ничего не скажу. Но, конечно, двести пятьдесят ей не по силам. Я как-то на сто десять разогнался, по спидометру, а так – восемьдесят, семьдесят. Хватает.
На самом деле разгонялась Пантера, но это детали.
– Я тоже не любитель торопиться, но приятно знать, что легко можешь уйти от погони.
– От погони лучше уходить на «Жигулях».
– Почему? «Жигули» – ну, сто тридцать, сто сорок теоретически. А «Порше» – далеко за двести.
– «Порше» – машина приметная. Передадут вперед – остановить «Порше» – и остановят. Или по следу найдут, всякий подскажет. А «Жигулей» на улицах Москвы тысячи и тысячи, среди них разом затеряешься, за кем гнаться, кого искать?
– Сразу виден аналитический ум, – рассмеялся журналист. – Значит, собираетесь покупать «Жигули»?
– Пока чемпионат не завершился, ничего не собираюсь, – соврал я.
Ну да, ну да. Сегодня – день доигрывания перед завтрашним последним туром. У меня двенадцать очков, у Балашова, в случае победы при доигрывании, будет одиннадцать с половиной. У Петросяна, что идет на третье место, перед последним туром будет десять очков. И, что самое интересное, в последнем туре мы играем с Балашовым. Мне, чтобы сохранить чемпионское звание, достаточно сыграть вничью, Балашову же, чтобы стать новым чемпионом, необходимо побеждать. Меня.
В отличие от прошлых лет, когда чемпион становился известен задолго до окончания чемпионата, на этот раз все ненадёжно, неясно, непредсказуемо.
Интрига?
Интрига!
Quod erat demonstrandum, то бишь что и требуется показать. Нашим дорогим зрителям. Уверен, завтра будет аншлаг.
Мы подъехали к двухэтажному дому. Дача драматурга, и хорошая дача.
И не жалко бросать?
Видно, всерьез тянет человека на берега Галилейского моря.
Во дворе стояла «Волга», два «Москвича» и «копейка». Мы не единственные посетители. Впрочем, Луи так и говорил – будет творческая компашка, типично московская, стесняться нечего, люди все хорошие, москвичи.
Значит, москвичи.
Хозяин, полный человек лет сорока, был нам очевидно рад: и улыбался, и здоровался, и вообще весть лучился расположением. Такая у человека натура счастливая: радоваться людям.
Он провёл нас в гостиную, где уже расположились семь человек, четыре дамы и трое джентльменов, все тоже в районе сорока лет. Плюс-минус пять. Двоих я узнал по кинофильмам, актеры не самые знаменитые, но и не массовка, нет. Актеры на роли второго плана.
– Прошу любить и жаловать: чемпион по шахматам Михаил Чижик! – объявил меня хозяин. Луи не объявлял, Луи был человеком своим, известным.