Мы наперебой ударились в воспоминания, повышая коллективный тонус. Одна Джен хранила в своей конуре подозрительное молчание. Я, естественно, не стерпела такого пренебрежения и улизнула к ней.
Свекровушка возлежала на своей клопастой копёнке сена и почёсывалась. На её животе растянулись Рах и Чах, покачиваясь в такт дыхания своей подстилки. Похоже, их присутствие распугало кусачую мелюзгу, что позволило Джен задуматься о более возвышенных материях, нежели дезинсекция. К примеру, о той опасности, что неумолимо надвигалась.
– Когда мне страшно, я думаю о чём-то, что ещё хуже, – поделилась я опытом на английском, присаживаясь на свекровушку за неимением других мест.
– Вот я и думаю о тебе, – лениво плюнули в меня ядом.
– И кто я, по-твоему?
– Не торопи меня. Я ещё не решила. И вообще: чего ты припёрлась? Кто тебя звал? Вали домой. Или туда, где ты оставила мозги, пока их не спёрли.
– Я забыла свои оскорбления в других штанах. Поэтому спрошу прямо: что случилось?
– Ты невыносима, когда унижаешься, – хмыкнула Джен. – Уже и в небожители пролезла, а всё такая же неумытая любопытная славянка.
– В полюбившемся тебе стихотворении говорилось: «Прощай, немытая Россия». Всех славян не обобщали. Литературно мы с тобой поругаемся, когда ты меня родишь. А сейчас колись: чего боишься?
– Трезвой?
– Не дави на больную мозоль, – от души вздохнула я. – Тармени спиртного не держит.
– Тебя, – выдала Джен, наконец-то, первую часть признания. – У тебя интеллект мексиканского кактуса. И материнский инстинкт хомяка, поедающего своих детей.
Рах приподняла головку и сурово заворчала на мою обидчицу. Английского не знает, но тему ловит.
– Все эти иносказательные обвинения нужны мне, как страусу пластырь от мозолей, – досадливо поморщилась я. – Говори прямо: Вейтел нахвастал тебе, как прикончил безмозглого одним усилием мозга. И ты додумала остальное, совершив далеко не оригинальный грех: судила того, за кого придумала преступление. Знаешь, Джен…
«Что она может знать?» - вклинилось в наш несуразный диалог просвещённое мнение хирурга. – «Ольга, твоя родственница, как секс: затычка в каждой бочке. И в той жизни просидела своё гнездо до самого подпола, и в этой лопается от благополучия»
Обожравшаяся от пуза Эби, пыхтя, подбиралась к нашему убежищу. Джен сердобольно посмотрела на меня и поинтересовалась:
– Как ты терпишь эту ящерицу столько лет?
– Взаимообразно, – проворчала я по-русски и снова перешла на английский: – Давай о деле. Что этот засранец тебе натрепал?
«Сто лет небо коптила», - продолжала кудахтать Эби, укладывая раздувшееся брюхо рядом с нестабильным шалашиком. – «Одних панталон сто пар износила. Засела в своём каменном ортодоксальном пудинге и воображает себя изюминкой…»
– Не обращай внимания, – посоветовала я Джен.
– Ещё чего! – деланно возмутилась та. – Я не позволю, чтобы в склоке меня обошло какое-то пресмыкающееся.
– То есть, боги вам в этом деле не в помощь? – пригрозила я отбытием и чуток расплылась.
– Куда?! – уже искренно возмутилась свекровушка.
И чуть не подскочила, но заворчавшие на животе лайсаки поуняли её прыть. Джен фыркнула и замерла. В шалашике заметно потеплело – Эби обвилась вокруг него и грела подругу своей печкой в почках. А рядом с ней уже пристраивался Арнэр, сообразив, для чего она сюда притащилась, оторвавшись от коллектива.
Две печки добавили Джен настроения. И настроя говорить серьёзно. Но я напала на неё первой в целях самозащиты. Вывалила всю страшную правду, об которую сломала всю психику. Джен, конечно, не дура, но инстинкт сработал – даром, что ли она заменяла мне мать столько лет? И теперь бросилась утешать непутёвую дочурку на почве того, за что прежде намеревалась отчихвостить по первое число. Эби тихо восторгалась моею изворотливостью и попутно занималась тем же: поддерживала подругу, как умела. Мы погоревали на троих, за чем и застал нас Тармени.
Оперативно оценив зациклившуюся обстановку, он уволок меня домой набираться сил перед грядущими испытаниями. Те, как и накануне, начались по потёмкам. Нартии поднялись в воздух и пошли над самым океаном, затрудняя процедуру своей идентификации. Последнее звено второй линии обороны – крепость на узком скалистом мысу – они обошли без проблем для здоровья молодой поросли. Эби даже толком не запыхалась, чем страшно гордилась. Гра-ара оценила её медицинские показатели и дала добро на продолжение полёта.
Тармени завёл драконий клин в южный горный массив, отрезающий тропическую часть материка от всех прочих. В горах, которые нартии знали назубок, они и без божьей помощи обошли пару крепостиц. Отыскали подходящий уголок и завалились чуток отдохнуть. Всю следующую ночь Фааф-хар с Гра-арой планировали провести в партизанском марш-броске к тому мысу, куда торопился Сугардар.