Перекати-поле

— А с чего бы тебе было что-то подозревать? На следующий день ты была с Треем. Если бы я был… лучше осведомлен, то мог бы сообразить, в чем причина такого его поведения. Я бы вспомнил о том, как он потерял сознание, когда заболел свинкой, и догадался бы о его проблеме. Все признаки, все подсказки были на виду, словно сияющие неоновые огни рекламы, кричавшей, что в жизни Трея рушилось что-то очень значимое, что-то невосполнимое.

Кэти ожидала от себя каких-то эмоций по поводу чувств восемнадцатилетнего Трея и того опустошения, которое должно было охватить его, когда она сказала ему, что беременна, но ничего так и не пришло, вообще ничего. Ее мысли и сердце заполнял только этот мужчина, а еще благоговейный трепет от осознания, что он оказался настоящим отцом ее сына. Теперь больше никогда ей не придется волноваться, что в один прекрасный день гены Трея вдруг нарушат единство тех различий, которые существовали между ним и ее сыном с самого его рождения.

— Джон… — Она всматривалась в черты его лица, в форму ушей, вспоминая, как его волосы начинают завиваться, если намокнут под дождем, — совсем как у ее сына. Как она могла не заметить такого сходства Уилла с Джоном? — Так ты действительно отец Уилла? — изумленно произнесла она.

— В этом нет никаких сомнений, Кэти.

— Я должна была знать… Должна была догадаться…

Пальцы его сжались.

— Как правильно сказал Трей, мы искали только то, что хотели найти.

— Не могу себе представить Уилла, когда он узнает правду.

— Он почувствует то же самое, что чувствую сейчас я.

Они смотрели друг на друга, и в их глазах отражалось все то, что могло бы с ними произойти, все те многочисленные «если бы…».

— Боже мой, Джон… — Неимоверная ложь Трея, его постоянный обман поднимались в ее сознании, словно скалы, заслоняющие собой солнце. — Как он мог так поступить с нами… с Уиллом?..

— Он считал, что мы предали его, — сказал Джон. — Мы уничтожили все, во что он верил, чему был по-своему предан, и решил наказать нас.

В ней начала просыпаться ярость матери. Она встала, чтобы не видеть пасторской рубашки и стоячего воротничка, которые перед лицом охватившего ее совершенно неправедного гнева действовали на нее, как живой укор. Руки Кэти сжались в кулаки.

— Но как он мог допустить, чтобы Уилл всю жизнь думал, что отец бросил его? Как он мог допустить, чтобы маленький мальчик, чувствуя себя нежеланным, страдал так же, как в свое время страдал он? Почему за все это время в нем так и не проснулась хотя бы капля порядочности, чтобы рассказать всю правду?

— Он думал, что уже слишком поздно, — ответил Джон. — Я стал священником, а он знал, что ты никогда не попросишь меня отказаться от своего призвания, чтобы жениться на тебе.

— Я презираю его, — коротко произнесла Кэти.

— И у тебя есть для этого все основания.

— И ты тоже должен был бы презирать его.

— Я бы и презирал, если бы мне не было так ужасно жаль его. Он всегда любил нас, Кэти, и в этом была его величайшая мука. Думаю, если бы ты его увидела, то поняла бы, что он страдал от последствий своих поступков еще больше, чем мы с тобой. Несмотря на то что мы оказались покинуты им, у нас с тобой была наша дружба… и у нас был Уилл.

Она резко обернулась.

— Если бы я увидела Трея, я бы пристрелила его, так что храни меня Господь от этого. Клянусь, если бы он сейчас вошел сюда, я бы вытащила старое ружье моей бабушки и отправила бы его прямо в пекло.

— Он и так очень скоро встретит свою смерть, — глухо произнес Джон.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он умирает, Кэти. Неоперабельная опухоль головного мозга — астроцитома. Поэтому он и здесь.

В памяти всплыла картина: Трей на теннисном корте в их последний год учебы в школе — высокий, сильный, загорелый, сияющий на солнце. Она пронесла этот образ с собой через годы, словно старую фотографию, которую тайно хранят в бумажнике, чтобы время от времени украдкой поглядывать на нее. Мысль о том, что Трей — воплощенное олицетворение мужского здоровья, человек, которого она любила практически всю свою жизнь, — может умирать от болезни, мгновенно ошеломила ее, но ни жалость, ни печаль, ни понимание этого все равно не растопили ледяную ненависть, которую она испытывала к нему сейчас.

— Понятно, — тихо сказала она, не скрывая своего презрения. — Значит, он приехал сюда, чтобы в последний момент купить себе прощение у Бога, так? Последняя отчаянная попытка. Как это похоже на ТД Холла!

— Присядь, Кэти. — Джон указал ей на место рядом с собой. — Я должен сказать тебе еще кое-что. — Он поднял свой стакан и одним глотком осушил его.

Сейчас надежды Кэти рухнут. Он скажет ей, что они не могут объявить, что отец Уилла — он. Они должны учитывать, что есть работа Джона, его репутация, не говоря уже о ней самой и Уилле. И что хуже — уладить старый скандал, основанный на лжи, или же поднять новый, опираясь на правду? У Кэти не было времени, чтобы обдумать это. Она села.

— Что, Джон? Ты считаешь, что мы не можем рассказать, что ты — отец Уилла?