– Ладно, лови, – не став подходить ближе, посол кинул Юнги небольшой мешочек, который звонко зазвенел, приземлившись в руку парня.
Мин Юнги чуть склонил голову в сторону стоящего в паре метрах от него мужчины в знак почтения. Но, выглядывающая из-за спины катана, заставила заказчика нервно заерзать на месте. Но наемник уже привык к такой реакции. Ему даже нравилось, что окружающие люди сторонятся его. Когда он узнал о своей силе, ему пришлось огородить себя от общения, а лучший способ для этого – держать всех в страхе.
– Как я узнаю о выполнение заказа? – спросил посол.
Но ниндзя ничего не ответил. В считанные секунды Юнги скрылся от незнакомца среди высоких деревьев, что получилось с легкостью, с помощью черного одеяния, мешковатые очертания которого не сковывали движение и позволяли полностью слиться с ночной мглой.
У Юнги не было клана, как у других синоби, и в отличие от других, он был обучен искусству ниндзя уже в зрелом возрасте. Единственным, кому он рассказал тайну своего происхождения, стал его учитель, научивший его мастерски владеть оружием, познать местную медицину, траволечение и иглоукалывание. После долгих тренировок, он мог долго находиться под водой, дыша через соломинку, лазить по скалам и постройкам, ориентироваться на местности, а благодаря лисьему обонянию, он мастерски передвигался в темноте и был неуловим для других синоби и самураев.
Слоняясь по лесам в облике лисы сотни лет, Юнги так и не научился контролировать свое превращение, пока не наткнулся на заброшенную хижину в самой гуще леса. Спрятавшись в ней от непогоды, кицунэ в облике лисы остался там. Наутро следующего дня лисицу разбудили тихие шаги, которые с каждой секундой были все ближе. Когда он уже собирался бежать, старик аккуратно нагнулся к нему, протягивая кусок зачерствевшей булки. Видел бы кто выражение лица мастера, когда из его рук кусок забрала не лисица, сидевшая под лавкой, а молодой паренек. Он посчитал его чудом, посланником бога. Его жена, будучи беременной, скончалась от болезни, с тех пор старик жил один, так и не познав отцовского счастья. Он воспитывал из Юнги самурая, достойного человека, он любил его как сына. Они вместе смогли научиться контролировать превращения, смогли обуздать дух лисицы. Но нищета заставила молодого воина свернуть с истинного пути и взяться за грязную работу. С тех пор, все заработанные деньги он отдавал отцу, но так и не смог ему признаться, каким способом он их получил. Сердце у него было слабым, поэтому Юнги посчитал правильным умолчать о своих темных делах.
Задание от посла оказалось не пыльным. Нужно было выкрасть у одного богатея фамильную золотую диковину. Красть он предпочитал в облике лисы. Он мог спокойно пробраться в любой дворец, а если даже и бывал замечен, никто не мог и предположить, что была вовсе не лиса. Так его имя сохраняло свое былое благородство.
Путь к нужному ему дворцу лежал через дом Мастера, поэтому Юнги без раздумья направился к нему, чтобы отдать мешочек с золотом. Было бы крайне глупо потерять его по пути, тем более в облике лисицы пришлось бы тащить его в зубах. Пройдя с километр пути, нос пощекотал легкий запах гари. Но, с каждым шагом, дымовая завеса становила все плотнее, пока вдали не засияли языки пламени. Огонь окутывал каждое дерево, и шёл он со стороны хижины Мастера.
Невзирая на стену пламени, Юнги рванул в самую гущу. Его одежда в мгновение ока опалилась. Достав катану, он начал прорубать себе путь, но пламя не сдавалось, оплетая его в плотный кокон. И вот, наконец, показалась крыша дома, а за ней, сквозь чуть рассеянный дым, стало видно крыльцо, на котором стоял старик. Вокруг него бушевало пламя, но когда он заметил Юнги, на его лице появилась едва заметная улыбка, а сморщенная рука вытянулась вперед, давая команду остановиться. Словно вкопанный, парень остановился. Никогда за прожитые годы он не смел ослушаться мастера, но нога все-таки сделала шаг вперед. Тогда его оглушил пронзительный крик: «Я сказал стоять, самурай!». Прогоревшая одежда уже не спасала, и юнги ощутил жгучую боль, но не отступил назад, подняв красные от слез глаза на мастера. Крыша же уже начала трещать, готовая вот-вот обвалиться. Дым проникал в легкие, вызывая сильный кашель. Старые сапоги плавились от высокой температуры. Хотя лишить жизни кицунэ намного сложнее, пламя было на это способно.