Таблетку она вручила леди Аламин, на всякий случай проинструктировав:
— Лучше пусть глотает завтра. Не хватало еще, чтобы достижения вашей цивилизации подрались с достижениями нашей, да еще и у больной в желудке!
От гнусного полезного зелья в сон потянуло совсем неудержимо. Адельгейда сначала кое-как умудрялась участвовать в разговоре, затеянном у ее кровати, когда собравшиеся стали предаваться воспоминаниям о сегодняшних приключениях. Но потом усталость взяла верх и девушка незаметно заснула. Лишь напоследок успела удивиться, откуда у всей честной компании столько сил. Ладно целительницы из Академии, но ведь и брат, и Веллита, и Роланд на ногах уже вторые сутки, и какие сутки — другим бы впечатлений на целую жизнь хватило. Снова магия, наверное…
Магии на самом деле было всего ничего. Веллита лишь немного смягчила мучительную усталость, навалившуюся к вечеру на ее друзей, позаботилась, чтобы им до поры до времени не досаждали неприятности вроде головной боли или самовольно закрывающихся глаз. В счет будущего, предупредила она, на следующее утро им предстояло спать и спать, пока измученное тело не возместит свое. Чем оно, собственно, и занималось, сообразил Роланд, когда открыл глаза и увидел, что по-прежнему сидит в кресле возле кровати. Он плохо помнил, когда успел заснуть, но с тех пор, как все разошлись, минуло уже несколько часов. За окнами царила глубокая ночь, свет в спальне погас, только в дальнем углу, возле стола, за которым листала книгу недремлющая леди Аламин, горели свечи.
Роланд не знал, что его разбудило, вырвало из череды ярких, беспорядочных снов, наполненных отражениями картин и событий минувшего дня. Тепло и тишина, уютный полумрак и первая за долгое время спокойная ночь взывали, умоляли вернуться обратно в царство грез. Но что-то случилось здесь, и через мгновение король понял, в чем дело. Адельгейда застонала, ее лицо исказилось, как от боли, она будто пыталась заслониться от чего-то пугающего, мучительного, преследующего ее. Волшебница, хоть и сидела далеко, тоже это почувствовала, бесшумно встала и подошла к кровати. Легонько проведя ладонью над головой девушки, она прошептала:
— Я подумала, ослабело заклинание, притупляющее боль, но с магией все в порядке. Это просто сон.
— Догадываюсь, что ей снится…
Роланд снова сел на кровать и осторожно погладил Адельгейду по щеке, поправил на подушке свернувшиеся золотистыми змеями косы. Спать хотелось немилосердно. Он с трудом подавил зевок, и это не укрылось от целительницы.
— Вам не стоит здесь оставаться, милорд, — мягко посоветовала она, — я глаз с нее не спущу.
— Куда же я денусь посреди ночи?
Как ни глупо это выглядело, но за всей сегодняшней суматохой король, уступив спальню даме, совсем забыл позаботиться о собственном ночлеге. Конечно, не составит труда поднять на ноги слуг, и подходящая комната найдется в считанные минуты. Но затевать поиски не хотелось.
— В конце концов, это моя кровать, — решил Роланд, чем немало ошарашил волшебницу.
Однако она ничего не сказала, только сделала реверанс и вернулась на свое место за столом, старательно пряча понимающую улыбку.
Король скинул сапоги и забрался на просторное ложе (которое Кассандра обозвала странным словом "полигон" и отвесила не вполне пристойную шутку по поводу восьми человек, которые на нем легко поместятся). Спать поверх покрывала и в одежде — может, не вершина комфорта, но после ночевок в лесу и полного отсутствия ночевки накануне Роланду и сеновал показался бы сказочной роскошью.
Он придвинулся к Адельгейде, коснулся губами ее щеки и шепнул, что он здесь, рядом, и больше никому не позволит обидеть ее. Что мерзавцы, осмелившиеся омрачить даже ее сон, исчезнут навсегда, и не только из снов. Непонятно, как, но спящая девушка заметила его присутствие, приникла к нему, и успокоилась, когда нашла его руку и сжала горячими пальцами.
Роланд никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Он думал, что потерял ее, и теперь всегда будет помнить, как и любой, кому довелось испытать подобное, как беззащитно перед неумолимой судьбой все, что наполняет светом его жизнь. Просто помнить, но и этого довольно.
Он отодвинул с подушки длинную косу и прилег поближе. Теперь Адельгейда спала тихо и безмятежно, и Роланд почувствовал, как неудержимо закрываются глаза, как отступает круговерть мыслей. Случившееся сегодня — лишь начало. Он никому не позволит думать, что можно безнаказанно посягнуть на его трон или королеву, вывернет наизнанку всю эту историю, вытащит из потаенных углов на самый яркий свет, сколько бы грязи ни пришлось пролить. И, если угодно, крови. Никакой расправы, никакой мести, только холодное, неотвратимое правосудие, за каждую жизнь, отнятую у тех, кто был ему дорог и верен, за каждую рану. Он может позволить себе эту роскошь — правосудие. Так легко быть справедливым и беспристрастным, когда сердце не разрывает боль, когда в душе воцарился мир.