Переход

До самых дверей собора развернулась дорожка шелкового полотна, такого же темно-красного, как роза. А в самой середине красное полотно пересекало белое, и уходило двумя снежными тропинками к боковым улицам по обе стороны площади. Так предписывала еще одна традиция, из тех, о которых не помнят, предаваясь сиюминутным интригам, но которые напоминают о себе, когда приходит время делать выбор. Конечно, когда будущая королева отправляется к алтарю, все было давно уже решено, планы просчитаны на тысячу шагов вперед. Но перед алтарем оказываются не дипломаты и придворные, не государства и семейные кланы, а юное создание, готовое разделить с королем не только ложе и пару драгоценных кресел в тронном зале.

Правило не оставляло выбора — здесь, в одиночестве, когда рядом больше не осталось ни родни, ни свиты, невеста сама решала, как ей быть, отныне и навсегда отвечая за свое решение, безо всяких оправданий вроде принуждения, родительской воли или долга. Ей давали почти невероятный шанс уйти, если в сердце закралось сомнение и слова клятвы угрожают стать словами клятвопреступления. И никто в целом мире не обвинит ее в позоре и бесчестии, потому что ее дорога не запятнана ложью. Впрочем, еще ни одна королевская избранница не свернула с прямой дорожки, по крайней мере, пока шла к алтарю. Бывало, сворачивала после, но вспоминать, чем заканчивались такие истории, на празднике совершенно ни к чему.

Адельгейде предстояло пройти через площадь, отдать затихшему, наполненному ожиданием и запахом роз пространству последние минуты, когда она принадлежит лишь самой себе. Свободной рукой она приподняла кружевной подол, вздохнула и храбро сделала первый шаг по красному шелку под розовым дождем. В полнейшем безмолвии она поднялась по ступеням и вошла в распахнутые двери первого собора королевства.

Мрамор и многоцветные мозаики высоких сводов соперничали роскошью с нарядами гостей, собравшихся по обе стороны прохода. После яркого солнечного дня здесь было темновато, но впереди сиял золотистый свет множества свечей, настоящих и магических. Там невесту уже ждали. Волнение прошло, сменившись радостным покоем, уверенностью, что теперь-то все будет хорошо.

Роланд порой любил пренебречь королевской роскошью, но на сей раз явился, как положено, со всеми регалиями собственной власти, в расшитом серебром наряде. На голове у него была надета корона, простой широкий обруч с изящными зубцами из потемневшего от времени золота, поражавший воображение не пышностью и тонкостью работы, а тем, что его носили короли Диасты уже без малого тысячу лет.

Чуть в стороне, но ближе остальных к будущим супругам, стоял Алекс, тоже при параде. Рядом пристроилась Веллита, как только вместе с придворными дамами эффектно расправила на мраморном полу шлейф будущей повелительницы.

Роланд шагнул навстречу Адельгейде, и когда она протянула ему розу, положил ладони поверх ее рук. На церемонии не полагалось говорить ничего, кроме того, что предписано ритуалом, но радость и нежность в его глазах обо всем говорили без слов. А на вопросы, которые им сейчас зададут, жених и невеста знали ответ уже давно. Обряд пролетел почти незаметно. Роза из соединенных рук супругов легла на алтарь, и хор славил короля и королеву. На крыльцо собора они вышли вместе.

Алекс, теперь ставший братом королевы, стоял за спиной у сестры, сжимая руку Веллиты. Одну главную женщину своей жизни он пристроил в надежные руки, а другую в ближайшее время намеревался окончательно и бесповоротно забрать в свои. Следом от толпы гостей отделились Кассандра с Морисом. Герцогиня Лорандевайс, как оказалось, была весьма неравнодушна к бриллиантам, и ей позволили прогуляться по королевской сокровищнице, выбрать украшения по своему вкусу. Воспользовавшись случаем, "герцогиня" пристроила на хранение свой меч, сдала ошарашенному смотрителю, велев беречь и почитать. А потом долго, с упоением разглядывала сверкающее содержимое бесчисленных шкатулок и футляров, напевая что-то не вполне понятное: "Поцелуй — это прекрасно, но им не заплатишь за скромную квартиру…", и, наконец, сделала выбор, да такой, что все дамы теперь косились с завистью. Морис, тоже обряженный не хуже здешних господ, еще утром, поправляя перед зеркалом кружевные манжеты, вдруг забеспокоился:

— А я в этих шмотках не очень похож на… мужчину ошибочной ориентации?

— Нет, скорее на главного вышибалу при дворе Генриха Наваррского, — успокоила Кассандра.

Шелковые "дорожки" уже убрали, гвардейское оцепление переместилось ближе к собору. Теперь зрители заполнили площадь почти до самых ступеней. При виде короля и королевы толпа взорвалась приветственными криками, а потом снова притихла, повинуясь жесту монарха. Осталась еще одна часть свадебной церемонии, не самая важная в смысле формальностей, но весьма приятная для новобрачных и почитаемая в народе. Кассандра, не знавшая здешних обычаев, уже успела подумать, что брачную церемонию не принято завершать поцелуем, и ошиблась. Поцелуй непременно полагался, только принародный, на крыльце.