С началом сорок девятого года Алексею учиться стало полегче: он все же сумел организовать неплохой «творческий» студенческий коллектив, который выполнял большую часть работ по разработке и внедрению новых медицинских препаратов. И скандалы, устраиваемые некоторыми преподавателями института, как-то быстро затихли — в том числе и потому, что самые «скандальные» товарищи работу в институте прекратили. Как в институте шутили, «по собственному желанию руководства» прекратили, сразу после того, как товарищ Лихачев озвучил в Минздраве результаты применения некоторых таких препаратов. За неполный год «студенты разработали и внедрили в медицинскую практику» четырнадцать весьма эффективных кардиологических препаратов, еще двенадцать препаратов оказались исключительно полезными в лечении заболеваний простудных и инфекционных, а почти три десятка совершенно новых лекарств, причем два из которых предназначались для лечения довольно редких заболеваний, о которых даже немногие врачи знали, проходили клинические испытания. А разработанный в институте тетрациклин (получаемый довольно несложно из совершенно «ветеринарного» хлортетрациклина) показал настолько высокую эффективность при лечении пневмоний, что Минздрав выдвинул автора технологии на орден Ленина.
— Ну да, давай за каждый препарат студентам ордена раздавать, — незлобливо пробурчал Иосиф Виссарионович, когда ему на подпись принесли список на награждение различными орденами как раз за разработку новых лекарств.
— Тут сколько народу-то в списке? — решил уточнить Виктор Семенович.
— Да человек тридцать, тут и за лекарства для людей, и по ветеринарии…
— Я предлагаю всем им вручить по «Знаку почета», все же старались девки-то.
— Ну да, и выстроить их всех сразу перед товарищем Калининым, — не удержался Лаврентий Павлович, — то-то картина веселая получится. Причем выстраивать нужно будет не по росту, а по размеру пуза…
— Они что, все…
— Все до единой. Товарищ Воронов им препараты в разработку дает строго после того, как тесты его показывают беременность. А не беременным новые лекарства придумывать у него не положено.
— То есть он один все эти препараты придумал?
— И не только эти, — заметил Виктор Семенович. — Я вот думаю, как бы с ним и про другие препараты поговорить…
— Так пойди и поговори, — демонстративно равнодушно порекомендовал Лаврентий Павлович. — Потому что других способов с ним о чем-то договориться я не вижу. Вон товарищ Пономаренко с ним поговорит-поговорит — и опять что-то новенькое появляется. В Белоруссии запустил сразу три заводика по выпуску кроваток для младенцев, и еще четыре в областях уже России. А в деревне у товарища Воронова начали коляски детские выпускать, очень, кстати, неплохие. Правда, из-за этого у нас другие проблемы могут возникнуть…
— Какие проблемы? — нервно отреагировал на эти слова Иосиф Виссарионович.
— Мелкие. Совмин Белоруссии выпустил постановление о том, что матерям-одиночкам при рождении ребенка такие кроватка и коляска бесплатно передаются, а еще набор пеленок, одежда для младенца, бутылочки для молока с сосками, прочего всякого по мелочи… прилично набегает.
— Глупости это, — поморщился Виктор Семенович, — так бабы замуж выходить перестанут.
— Не перестанут, семейным там тоже пряников отвешивается немало, и для младенцев многое продадут со скидкой. Но вот в республике одинокие бабы уже ребенка заводить не побоятся, и вроде как результат даже какой-то проявляться стал.
— Это когда же результат-то проявиться успел? — с явно читающимся в глазах любопытством спросил товарищ Сталин.
— Вот как постановление вышло, так и успел. В Минске на фабрике фармацевтической наладили производство тестов на беременность — ну те, которые Воронов для своих подруг придумал, и теперь бабы стараются в женских консультациях пораньше на учет стать: в Белоруссии у беременных много других льгот предусматривается. А консультации-то отчетность наверх отсылают, и количество одиноких женщин, на такой учет вставших, за месяц чуть ли не впятеро…
— Ну, это все же новость неплохая, а как потом с кучей младенцев мы справляться будем…
— Мы потом и решим, благо есть варианты.
— Вот почему у нас, пока какой-то партизан не решил всех баб осеменить, такие вопросы никто не решал? Только потому что у других по одному-два-три ребенка было, а у него… сколько ты там говоришь, тридцать с чем-то?
— А у него как раз вообще ни одного, — хмыкнул Лаврентий Павлович.
— То ты же сам говорил, что он своим подругам…
— Вот именно: подругам, а не любовницам. У него просто какой-то пунктик по поводу детей, и не своих, а вообще. Так что нам должно быть стыдно за то, что не мы, а мальчишка какой-то эти проблемы решать стал…