Переход

Не важно – рассказал бы мародер кому-то о бункере или предпочел бы промолчать, все равно никто не смог бы пробраться внутрь без правильного пароля. Да хоть рви эту дверь – ничего не выйдет, скорее потолок на себя обрушишь.

С другой стороны, дикари могли попытаться замуровать жителей этого бункера, хотя и эта попытка была обречена на провал: мощный электрический привод справился бы с бетонной пробкой. К тому же кто вообще мог подумать, что это – единственный выход из бункера?

Карина возвращалась домой, возвращалась с пониманием того, что ее задача выполнена, причем выполнена на все сто процентов: расклад сил в городе ясен; тем, что не удалось увидеть своими глазами, щедро поделились собеседники из числа людей, живущих на «Домостроителей». Разговорить их было просто: нужно только делать восторженные глаза и задавать наводящие вопросы.

Поистине триумфальное возвращение первого отправленного к дикарям разведчика. Так почему же при мыслях о мародере, пропавшем наверху, становится так горько и слезы сами собой наворачиваются на глаза?

А если бы он вернулся? Смогла бы она забыть обо всем: о своей миссии, о мертвых родителях, послать к черту спокойную жизнь в комфортабельных условиях бункера, которая теперь, после всего, что ей пришлось увидеть, казалась поистине райской?

Остаться с ним, ждать его возвращения из рейдов на поверхность, куда он наверняка стал бы убегать от семейных проблем, найти общий язык с забитыми и бледными женщинами, живущими в переходе, а потом в перспективе, может быть, даже родить мародеру детей.

Если бы он, конечно, не струсил и решился на все это. Если бы смог отогнать, наконец, преследующий его призрак погибшей жены.

Хотя кто вообще знает, что у него на уме было? Иногда девушке казалось, что мародер сам не вполне понимает этого.

– Не знаю, жив ты или нет, Нель… – прошептала Карина, наблюдая за лениво ползущими в разные стороны створками гермоворот. – Но…

* * *

Самой маленькой из них – Юле – едва исполнилось четыре. Она уже хорошо ходила и достаточно бойко разговаривала, к тому же, как любая четырехлетняя малышка, с первого взгляда могла расположить к себе.

Было в маленьких детях какое-то необъяснимое обаяние, Карина заметила его, когда ей приходилось возиться с младшей группой. Она же и придумала использовать это.

Дорогу малышке преградил один из двоих бойцов, охранявших арсенал.

Никому не могло и в голову прийти, что кто-то покусится на его сохранность. Врагов снаружи никто не ждал, а врагов внутренних считали истребленными шесть лет назад. Поэтому и поставили на охрану арсенала всего двоих.

А чего плохого можно ждать от четырехлетней девочки?

– Ты чего тут, малышка? – раздался в ярко освещенном коридоре голос, в котором не было ни малейших признаков враждебности. – Заблудилась?

– Я… – потупив глазки, произнесла Юля. – Я в туалет шла и не туда свернула…

Туалет находился там же, где и спальни младшей группы, на уровень ниже.

Однако ничего удивительно в этом охранник не нашел. Он медленно присел на корточки, наклонился к девчушке и принялся разъяснять маршрут:

– Тебе надо вернуться назад, свернуть направо и спуститься по лестнице. Там первый поворот налево, запомнила?

Юля, состроив озабоченную мину, покивала, но, стоило бойцу подняться с корточек, как она схватила его за руку и жалобно попросила:

– А можете меня отвести? А то одной очень страшно идти.

Жалобное личико и слегка растянутые гласные подействовали на солдата так, как и ждала Карина. Он повернулся к своему напарнику, сказал, что отведет девчушку и вернется, и, продолжая держать Юлю за руку, повел ее к указанному ранее повороту.

Где и упал без сознания, получив по голове тяжелой цепью, выдернутой из какого-то механизма.

Второго из охранников тем временем уже валили на пол трое самых здоровых пацанов. Один из них замахнулся ножом, лезвие вошло между ребер, и солдат мгновенно умер, так и не сообразив, что произошло.

Карина вышла из-за поворота с зажатыми в руках ключами, открыла дверь и, победоносно улыбнувшись, взяла из шкафчика первый попавшийся на глаза автомат.

* * *

Не закончив предложения, она сделала шаг вперед, покинув комнату, залитую красным светом. За этим последовал недолгий спуск по лестнице, после которого девушка стащила с лица опостылевшую за эти несколько дней противогазную маску, вдыхая пахнущий металлом и бетонной пылью воздух бункера, воздух, привычный, как голос матери для младенца.

– Ты вернулась, – обратился к ней голос из динамика, подвешенного под потолком. Ее вышли встречать после того, как сигнализация оповестила охрану об авторизованном доступе к системам, управляющим гермозатвором. – Что с тем дикарем, с которым ты бежала на поверхность? Остался ли там кто-нибудь, знающий о нашем убежище?

Голос принадлежал Роману. Еще одному отцеубийце, парню, который был вторым зачинщиком того бунта. Остальные дети ждали, что править бункером теперь будут Роман и Карина и что они даже поженятся, но как-то не срослось.