Переход хода

— Поляк, ежели это выгодно — всё бросит и от одра умирающей тёщи бегом умчится бизнес делать! Твой знакомец, Третьяков, обещал фуру в любое время — у его легальной конторы контракт на поставку какого-то оборудования из Польши в Болгарию. Его знакомые ребятки за Карпатским хребтом машинку эту потихоньку догрузят, без лишних глаз и ненужных вопросов, и Одиссею её покажут. В Сливене, куда фура эта идёт, наше железо Одиссею передадут, ну, а дальше — на его усмотрение.

— Когда Гончарову стартовать?

Генерал почесал затылок.

— А что ему в конторе зазря сидеть, штаны протирать? Пущай дела свои в божеский вид приведёт, дней десять ему за глаза должно хватить бумажки оформить и легенду к этой поездке придумать, а потом командировочные получит, и двадцать шестого — двадцать седьмого пусть двигает в Царьград-город, с курдским бандитом договариваться. Раз он такой, понимаешь, жуткий шустрик…

Левченко кивнул.

— Задача ясна. Разрешите идти?

Калюжный вздохнул.

— Погоди. Ты хоть понимаешь, Левченко, КАКУЮ операцию мы тут с тобой замышляем?

Подполковник пожал плечами.

— Обычную. Впервой, что ли?

Генерал покачал головой.

— Ничего ты не понимаешь, друг мой сердечный, Дмитрий Евгеньевич! До сего дня действовали мы с тобой и со всей нашей конторой на свой страх и риск — не видя наверху ни просвета, ни тени радения об Отечестве, в самую, извини, задницу загнанному. Бились, людей теряли — и ни слова благодарности от Родины не слышали. Так?

Левченко кивнул.

— Так точно. Хорошо хоть, не мешали…

— Вот и я о том же. А ноне начинаем мы операцию, чтоб ты знал, совсем иного толка. Я, по стариковской своей привычке никому не верить, и по сей час сторожусь чего лишнего сболтнуть, и наверху о нас по-прежнему думают, как о связной лавочке, не дающей нашей агентуре к востоку от Смоленска совсем уж зачахнуть. Но на эту операцию, что мы с тобой в мае задумали, а в августе начали потихоньку готовить — я прямое разрешение получил с самого верху. С самого! — негромко, тщательно выговаривая слова, повторил генерал, подкрепив свои слова поднятием указательного пальца к потолку.

Левченко удивлённо посмотрел на своего шефа.

— Так точно, товарищ подполковник! И не удивляйся, и брови не вздымай — потому как я и сам удивляюсь! Правда, насколько я понял со слов моего любезного друга генерала Третьякова, наверху по-прежнему всех наших возможностей не знают — да и незачем им пока этого знать, беспокойство одно — но всурьез на нас рассчитывают. Ведь с нас, как понимаешь, при любом раскладе взятки гладки. Лавочка мутная, чем занимается — неясно, кто в ней работает — совсем уж непонятно, кто её финансирует — один чёрт разберет. Но к государственным органам никакого отношения не имеет однозначно — вот в чём вся прелесть! Руки у нас свободные — и посему наша с тобою операция должна будет таких блох за воротник нашим заклятым друзьям сыпануть, что им, бедолагам, тошно должно стать. Если задумка эта наша с тобою удачно сыграет — то, чем чёрт не шутит, может, и удастся нам кого-нибудь из главарей той стороны пустить по дорожке, покойным генералом Зия-уль-Хаком проторённой5…. Только на этот раз уже без помощи палестинцев и этого, как его, выговорить трудно… пентаритритола тетранитрата, холера ему в бок! — какой после себя слишком уж яркий след оставляет, чтоб тому, кто его выдумал, в аду и посейчас икалось …. Да, о чём бишь я? Ага, вспомнил…. Так вот, этим действом мы обязаны будем подкрепить, так сказать, вербальные, сиречь — устные, предупреждения наших политических вождей — но так, чтобы оные вожди за наши шалости никаким боком ответственности не несли. Теперь ясно?

Левченко облегченно улыбнулся.

— Наконец-то!

— А ты шибко-то радостно не вздыхай. Нам оттого, что наша операция включена в общий расклад действий всех к тому причастных органов — легче, учти, не будет. Наоборот. Будет тяжелей. Потому как облажаться мы ноне не имеем права никак! Филигранно должны сработать, ювелирно! Чтоб комар носа не подточил! Ясно, товарищ подполковник?

Левченко встал, одернул пиджак.

— Так точно, товарищ генерал! Ясно!

Калюжный едва заметно улыбнулся и махнул рукой.

— Ну вот, а теперь ступай. Давай к восемнадцати ко мне с Гончаровым — будем вместе думать, как нам задание любезного Отечества выполнить. Раз уж оно о нас наконец-то вспомнило…

***

Опять за рыбу гроши! Двадцать седьмого быть в Сваляве — и хоть тресни, а будь! Спрашивается — что он забыл в этом Закарпатье накануне праздника? Понятно, раз требуют прибыть — значит, без него обойтись нельзя — но ведь за четыре дня до Нового года! Когда весь советск… тьфу, весь бывший советский народ закупает селедку для салата под шубой, шампанское и мандарины, пуская слюнки в предвкушении праздника! А ему — в путь, в путь, маленький зуав, труба зовёт…