Переход

— Стив успокойся, что ты делаешь? — кричал другой страж порядка, пытаясь оттащить впавшего в ярость напарника. Но у того словно удвоились силы, он откинул словно куклу, повисшего на руке напарника продолжал раздавать удары налево и направо. Только когда подбежало ещё несколько человек, удалось успокоить разъяренного полицейского, повалив его на землю. Страж порядка хрипел, пытаясь вырваться, его глаза налились кровью, бешено зыркали по сторонам ничего не видя. Пять человек с трудом удерживали обезумевшего полицейского.

— Что у вас? — спросил подбежавший санитар.

— Узнал о смерти Джона и Стелы, у него крышу и сорвало, — произнес напарник обезумевшего полицейского.

— Не знал, что у вас в участке такие чувствительные, — произнес санитар, набирая что-то в шприц.

Санитар сделал укол, собрал чемоданчик и стал наблюдать за реакцией. Полицейский на удивление быстро успокоился, впав в состояние отрешенности, которая обычно бывает после стресса и уставившись в одну точку.

— Ну, все, он не опасен, — безразлично произнес санитар, и направился к бару.

— Сэм, — окликнул его полицейский.

— Что?

— Ты в следующий раз будь поосторожней, в своих суждениях насчет нашей чувствительности, — проговорил полицейский, прикуривая.

— Это почему?

— Здоровей будешь.

— Барни, ты мне угрожаешь?

— Предупреждаю. Стив должен был быть шафером на свадьбе Джона. А со Стелой у него что-то начало получаться. Ты же знаешь после смерти Сандры, Стив пять лет не заговорил ни с одной женщиной. И только когда появилась Стела, он немного оттаял. Вот отсюда и чувствительность, — полицейский отбросил сигарету, направился к машине.

— Извини, Барни, я не знал, — смутился санитар.

— Ладно, проехали, — махнул рукой страж порядка.

После этого случая к добровольцам стали относиться серьезно. Живущие в отдалении фермеры, вздохнули чуть свободней, зная, что рядом есть те, кто может их защитить. Местные хулиганы притихли, понимая, что дружинники долго разбираться не будут.

Стивенсон летел на допотопном вертолете, мысленным взором окидывая все, что он успел сделать за пять лет. Сделано было немало, но ещё большего Инвар не успел сделать.

Два года, всего два года, и все и как жить дальше, он не знал. Нет, умом Инвар понимал — жизнь не закончится, и даже представлял общие черты этой новой жизни. Но вот сердцем принять этого не мог, не мог прочувствовать душой и пока этого не произойдет, полного понимания не будет, а значить не будет и осознания. А без осознания нет будущего, по крайней мере, для него. Тяжело вздохнув, Стивенсон взглянул в иллюминатор. Внизу мелькал серый пейзаж, дождь кончился, но небо по-прежнему оставалось мрачным. Тяжелые дождевые облака, казалось, хотели прижать маленький вертолет к земле. Стало ещё тоскливей, и он вернулся к своим мыслям. На память пришла одна встреча, которая состоялась почти сразу после разговора с русскими.

Сомнения тогда разрывали его, правильно ли он поступает, пойдя на контакт с русскими. Не совершает ли он ошибку, собираясь пойти наперекор своим нынешним соратникам. И как ни крути, по сути, предавая их. Моральные принципы, привитые ему в детстве родителями, терзали душу Инвара. Радж, видя терзания шефа, предложил Стивенсону съездить в Тибет, так сказать отдохнуть от людей и дел. Стивенсон согласился. Прибыв на место, они потратили несколько дней на акклиматизацию, затем, наняв проводников, отправились в горы. Инвар ещё в юности увлекался альпинизмом, и только загруженность делами не позволяла ему вырваться. И вот, оказавшись на вершине, он с болью в сердце почувствовал, как ему не хватало этого воздуха, вырывающихся из под ног камней и волшебной красоты, которая окружала его в этот момент.

Вечером в их временный лагерь забрел буддийский монах.

— Да пребудет с вами благословение Будды, — произнес появившийся из темноты старик. Самое удивительное, монах произнес это на чистом английском языке. Проводники и носильщики, завидев старика, поднялись и стали почтительно кланяться, Стивенсону даже показалось, что в глазах местных жителей был благоговейный трепет. Старик что-то произнес на местном наречии и проводники, кланяясь не жалея спины, вернулись на свои места, кидая восхищенные взгляды в сторону европейцев. — Позвольте одинокому путнику погреться возле вашего костра.

— Конечно, почтенный, присаживайся, — произнес Радж, уступая своё место.

Но старик не сдвинулся с места, словно не слышал слов пакистанца.

— Что же вы не проходите? — поинтересовался у него Стивенсон. — Радж, предложи нашему гостю чаю.

Теперь, когда его во второй раз пригласили, старик подошел к костру и уселся на место, которое уступил пакистанец.

— Нет ничего лучше на исходе дня, чем погреться у огня, — протягивая руки к костру, — позвольте узнать, что вас заставило покинуть ваш мир и придти к нам?

Монах вроде бы обращался ко всем, но Стивенсон почему-то был уверен, что старик спрашивает именно его.

— Захотелось сменить обстановку, вот и приехали, — пожал плечами Инвар.

— Ты можешь обманывать всех, но не себя. Ты приехал сюда, чтобы найти ответ, — потирая руки, произнес монах.