Переходный возраст

Еще накануне вечером он почувствовал себя неважно: какое-то предгриппозное состояние. Ныли все cуставы и мышцы, болела голова, то и дело накатывала ужасная слабость. На градуснике 37,2 — температура, конечно, не то чтобы высокая, но субфебрильная — а это еще хуже. На ночь Яша выпил две шипучих «упсы», на всякий случай закапал в нос нафтизин, хотя насморка пока не было, и попросил жену нарисовать ему на груди и спине сеточки из йода — чтобы не начался кашель. Потому что отлежаться на следующий день он никак не мог, и на работу надо было попасть обязательно, хоть ты тресни.

И вот теперь Яша сидел в постели, завернувшись в одеяло, и чувствовал себя отвратительно. Его грудь и живот — да что там грудь и живот, все тело — словно были наполнены застывшей сладкой ватой. Или холодным яблочным желе. Но главное — эта тишина… Эта странная тишина. Что-то в нем явно разладилось, и разладилось всерьез. Теперь нужно было найти ту сломавшуюся шестеренку, которая мешала всему сложному, порой барахлившему, но все же относительно слаженному механизму Яшиного тридцатипятилетнего тела нормально работать, — найти и устранить неполадку. Медикаментозными средствами. Может быть, даже антибиотиками — на работу надо было явиться во что бы то ни стало.

Яша растянулся на постели и пролежал неподвижно минут пять, внимательно вслушиваясь в себя, как бы ощупывая себя изнутри, бережно изучая каждый орган — здоров ли?

Горло не болело. Кашля и насморка не было, и никакой рези в глазах. Даже вчерашняя головная боль совсем прошла — словом, совсем не похоже на простуду, да и на грипп, в общем-то, тоже. Скорее, что-то с давлением — какие-нибудь перепады… Яша был метеозависимым больным. Или сердце — у него ведь с детства тахикардия.

Яша потянулся к своим наручным часам. Дождался, когда секундная стрелка окажется на 12, и взял себя правой рукой за левое запястье, чтобы измерить пульс. Потом приложил руку к артерии на шее. Потом к груди.

Потом дотронулся до костлявого плеча посапывавшей рядом жены и тихо сказал:

— Ира, я, кажется, заболел.

— У-хм, — страдальчески промычала она в ответ и перевернулась на другой бок.

— Я заболел, — сказал он громче.

— Ты всегда болеешь. Не одно так другое. Дай поспать, — но глаза открыла. — Что на этот раз?

— У меня что-то… — Яша запнулся и облизал кончиком языка холодные губы. — У меня, кажется, сердце не бьется.

— Го-осподи, ну что это за бред, — с натугой выдавила из себя Ира сквозь густой зевок и снова закрыла глаза.

***

Яша встал и пошел на кухню. Снова прижал руку к груди. Тишина, абсолютная тишина внутри. Включил электрический чайник — тот злобно зашипел, требуя воды. Яша набрал полный, снова включил. И вот тогда-то его охватила настоящая паника. «Если у меня действительно остановилось сердце, — подумал Яша, — значит, я сейчас умру. Через секунду. Ну — через две секунды. Я не успею выпить чай. Я, наверное, даже не успею взять с полки чашку».

Яша просеменил к кухонному шкафу и схватил чашку. Что ж, успел. Но о чем это говорит? Решительно ни о чем. Все равно это вот-вот случится, в любой момент. Если сердце не бьется, значит, кровь не продвигается по венам, значит… что? Что-то с кислородом. Наверное, образуется недостаток кислорода, и от этого человек не может дышать и вскоре умирает. Да, человек перестает дышать… Яша задержал дыхание. И вдруг понял, что дышать ему, в общем-то, совершенно необязательно. То есть он способен дышать, но исключительно по привычке, а если захочет, спокойно обойдется и без этого — сколь угодно долго.

— «Скорую»! Вызывай «скорую»! — Он прибежал обратно в комнату, где спала жена.

— Чего ты орешь? — Она наконец проснулась окончательно и выглядела несвежей и злой.

— Мне «скорую» нужно! Я не дышу!

— В сумасшедший дом тебе нужно, Яша. Ну что ты городишь? Не морочь мне голову.

Яша прислонился к комоду и закрыл лицо руками. Она вылезла из-под одеяла, воткнула колючие ноги в тапочки с плюшевыми помпонами и посмотрела на него почти с сочувствием:

— Если очень надо, сам вызывай. Позвони им и так и скажи: «Здравствуйте, я хочу вызвать „скорую“, потому что перестал дышать, а еще у меня сердце не бьется». Может, кто и приедет. Может, даже больничный дадут — по нетрудоспособности. Когда головка-то больная, это ведь тоже серьезно. Как такой человек может работать? Такой человек…

На этом месте Яша привычно отключился, перестал слушать. Громкий равномерный зуд, перемещавшийся вместе с супругой (туда-сюда по комнате, дальше — в ванную, на кухню, снова в комнату), звучал почти успокаивающе — ничего не значащие слова-шелуха, лишенные смысла, лишенные сердцевины.