Переходы от античности к феодализму

Но в то же самое время церковь, несомненно, несла более прямую ответственность за другое громадное постепенное преобразование, произошедшее в последние века империи. Сама вульгаризация и разложение классической культуры, осуждавшиеся Гиббоном, на самом деле были частью огромного процесса ее ассимиляции и адаптации к более широкому населению, которому суждено было одновременно и погубить и спасти ее в условиях краха ее традиционной инфраструктуры. Наиболее поразительное проявление этой передачи культуры опять-таки связано с языком. Вплоть до III века крестьяне Галлии или Испании говорили на своих кельтских языках, не проницаемых для культуры классического правящего класса, и любое германское завоевание этих провинций в это время имело бы совершенно иные последствия для более поздней европейской истории. Но с христианизацией империи в IV–V веках епископы и духовенство западных провинций, обратившие в христианскую веру многочисленное сельское население, глубоко латинизировали его речь. [204] В результате этой популяризации появились романские языки, одно из основных связующих звеньев между античностью и средневековьем. Чтобы оценить важность этого достижения, достаточно представить себе последствия германского завоевания этих западных провинций, если бы они не испытали до этого серьезной латинизации.

Это главное достижение ранней церкви указывает на ее истинные место и роль в переходе к феодализму. Ее самостоятельную действенность следует искать не в области экономических отношений или социальных структур, где ее иногда по ошибке искали, а в культурной сфере над ними – во всей ее и ограниченности, и необъятности. Цивилизация классической древности отличалась развитием крайне изощренных и сложных надстроек над сравнительно неизменным грубым и простым базисом; в греко-римском мире всегда существовало поразительное несоответствие между величественным интеллектуальным и политическим небосводом и ограниченной экономической почвой, лежащей под ним. И когда наступил его окончательный крах, было совершено не очевидно, что его надстроечное наследие, полностью оторванное теперь от породивших его социальных реалий, все же сохранится, пусть и в измененном виде. Для этого нужен был особый носитель, достаточно отдаленный от классических институтов античности, хотя и сформированный в них, и потому способный избежать полного краха для передачи таинственных посланий из прошлого менее развитому будущему.

Эта роль объективно и выполнялась церковью. В некоторых ключевых отношениях надстроечная цивилизация античности сохраняла за собой превосходство над цивилизацией феодализма на протяжении целого тысячелетия – вплоть до эпохи, которая сознательно объявила себя ее Возрождением, указав тем самым на произошедший в промежутке откат. Условием сохранения ее влияния в хаотичную и примитивную эпоху Темных веков была прочность церкви. Ни один другой динамичный переход от одного способа производства к другому не сопровождался подобными сложными «перекосами» в развитии надстройки; равным образом ни при одном другом не было сопоставимого института, соединявшего основанные на разных способах производства общества.

Таким образом, церковь была необходимым мостом между двумя эпохами при «катастрофическом», а не «кумулятивном» переходе от одного способа производства к другому (структура которого неизбежно  In toto отличалась от перехода от феодализма к капитализму). Примечательно, что она была официальным наставником первой систематической попытки «обновления» империи на Западе, каролингской монархии. С каролингским государством и начинается история феодализма в собственном смысле слова. Ибо эти огромные идеологические и административные усилия по «обновлению» имперской системы старого мира на самом деле, как это часто было в истории, как раз наоборот, содержали в себе и скрывали неосознанное закладывание основ новой системы. Именно в каролингскую эпоху были предприняты основные шаги в формировании феодализма.