Писать любовные письма надо так: выписать две страницы из «Опавших листьев» (кстати, принеси мне в среду «Уединенное»), конец обычный, т.е. целую глаза (которые у тебя стали очень блестеть, это меня радует) или волосы; в следующем письме грудь или шею, чтобы и в трафарете не было повторений.
Как можно любить эгоиста и грубого скота? И пошляка, сидящего между Гумилевым и генералом Топорковым?.. Врангелевский штабс-ротмистр с Шопенгауэром в кармане. Du dernier ridicule[103]
.В первые месяцы гражданской войны я каждый день серьезно думал о самоубийстве: некуда было податься. Потом догадался, что моя роль тут — быть гармонической личностью, которая даже если молчит, все равно в ее присутствии как-то неловко повесить кого-нибудь за ноги.
Я тебя довольно сильно… Все мои знакомые мне кажутся очень хорошими и половина из них — замечательными. В следующей моей инкарнации я попрошу у Бога музыкальности и печали (способности чувствовать себя, хотя бы иногда, несчастным). Рай в аду — моя земная жизнь. Для духов наша земля может представляться адом. Но и в ад спускались Богородица и святые; в аду пребывают еллинские философы; жара и холод ада духами воспринимаются очень трагично, а нами — как природа (Люксембургский сад, утро, солнце).
…Ее убил котище злой. Намекни Поплавскому, что в первый раз было после того, как он санкционировал, то есть в субботу (после разговора в пятницу): ложь невинная. Любить всех — значит никого? Всех детей одинаково — значит ни одного? Ужасно. Вероятно, тут что-то не совсем так.
Очень привык: Gob. 67–67, Дина.