Я не перестану сожалеть, что ты большую часть своей жизни отдаешь не по призванию! Я не против того, что ты фабрикуешь свечки (главное — с рабочими!), но я, как бережливый Хозяин, вижу, как разрушают творческую ценность. (Когда-то я видел на Дине халат, подаренный твоей матерью, расшитый шелком по шелку китаянками для жен Большого Дворца императора; эти китаянки, возможно, ослепли над вышивкой этого халата, то есть отдали свои глаза, чтоб Дина могла… вытирать им на кухне свои жирные руки и возиться в курятнике; а ведь халат этот был не от меньшего искусства, чем симфонии звуков, форм, слов и красок!)… От фабрикуемых тобою свечек темно людям, а от затемненного в тебе было бы светло.
Общество Кольб-Карьер настоящим подтверждает, что господин Татищев Николай, проживающий в Плесси-Робенсон (деп. Сены) по ул. Пьера Броссолета, работает на нашем предприятии в качестве квалифицированного рабочего с 24 апреля 1956 г.
Ты прекрасно и резко судишь о других, ты считаешь, что Степан и Борис не корректны со мной, но сам ты тоже не слишком корректен — и не только со мной, но и с Назаном, который нас спас от голода когда-то. И с Lucas, и с Benichon (список будет длинный). Ты легко берешь, но ты не думаешь, что в один прекрасный день нужно вернуть. Ты говоришь, что я должна бросить Nazan'a. Я мечтала об этом, но я этого никогда не сделаю.
Теперь ты все знаешь, и если ты можешь еще себя взять в руки, то постарайся понять, что самое ценное в жизни — это работа (это наше преимущество перед животными, существами инстинкта) и уважение к соседу, который тоже имеет право на жизнь, как он ее понимает. Я буду счастлива жить с тобой в одной квартире. Но в остальном мы слишком разные люди, у нас разные боги, которым мы поклоняемся, и незачем меня мучить. Ты был тяжелым ребенком и ты еще продолжаешь им быть.
Карская: песня, поток, стая всадников, примчавшаяся с Украины, богоносная идея. Новизна, неожиданность, простор.
Хрупкая, но твердая, как железная нить, Карская сохранила от Сутина воспоминание о красном, определенно ставшем фиолетовым.
Каждый картон Карской — это название песни, которым вдохновляются другие, ее друзья, художники, музыканты. Приходите к ней, чтобы совершить путешествие в сердце истории, она рассказывает о караванах, королях, Париже, голубых глазах пьяного казака — друга Аполлинера… На длинной дороге жизни стоит иногда остановиться, чтобы посмотреть, как стоит остановиться ночью, между двумя снами, чтобы послушать соловьиное пение.
Столярова в лагере трудилась — не разгибалась… «За хорошую работу» была она освобождена льготно: без точного направления в какую-либо местность. Те, кто имели личные назначения, как-то все-таки устраивались: не могла их милиция никуда прогнать. Но Столярова со своей справкой о «чистом» освобождении стала гонимой собакой. Милиция не давала прописки нигде. В хорошо знакомых московских семьях поили чаем, но никто не предлагал остаться ночевать. И ночевала она на вокзалах…